Пустота

Результаты вскрытия

В общем, весьма классическая ситуация. Никакого права так поступать у меня не было, и лезть куда не просят, тоже — только гигантское желание, чтобы эта усталая загустевающая слизь превратилась в жизнь обратно. И кажется, сработало. Ну, а сейчас проверим, можно ли построить добрый мир на слезинке одного ребенка.

Карусель

Страшно, дрожат пальцы. Ты ведь можешь и не простить меня...

Я достаточно играла на чужом поле. На поле "может быть" и "давай попробуем". На полутонах и случайностях. Мы зашли в болото, все втроем — вязкое пластмассовое болото из моего сна, где кричи, ни кричи — нечему меняться. И боль — тягучая, привычная, в чем-то даже уютная. Смириться? Жить так месяцы и годы, ждать, смотреть, как "развивается" этот бред, раскачивая маятник снова и снова по известной амплитуде?

К чертям. Двадцать тонн тротилла под ваше болото, всю грязь в воздух, ошметки глубоководных гадких рыб по берегам. Пусть сейчас, а не потом; не ползком, медленно, "нетравматично", как-нибудь само-собой, а красивой, невыносимо-яркой мгновенной вспышкой. Променять призрачный шанс что-то устроить, повинуясь привычке — на свободу сыграть по-своему, заново бросить карты. Из сильных и ярких линий рождается шедевр, который никогда не слепить из вяленьких, трусливых и опасливых. А боль... Боль будет все равно, так не лучше ли купить на нее этот праздник непослушания? И кто кого мурыжит — кто жертва? Костик ли? Соловей ли? Я ли? Или мы все просто вращаемся в каком-то колесе без конца и без края, с единственной возможностью — соскочить совсем. Главное — помнить о справедливости и личной морали. Запах крови приносит опьянение — не поддаться, не стать зверем беспощадным в своей свободе.

Да, я написала Соловью, что выебу ее дрыном, если она не перестанет творить хуйню до того, как думать. И да, бомба рванула. Ждем дождик из кишок лягушек.

Не то

Ты ворочаешься наверху. Скоро заснешь. Еще недавно я закончила бы любую работу, просто выключила бы ее, только чтобы полежать рядом с тобой, почувствовать, как ты обнимаешь меня, засыпая. Сейчас — нет. Я с радостью думаю о том, что после этой съемки могу взять еще новую, совсем не начатую, и потянуть время. Вообще было бы неплохо лечь внизу, но во-первых, тут дует, а во-вторых, это будет как-то совсем уж нарочито. Касаться тебя не хочется; не хочется, чтобы меня касался ты.

Неужели это неизбежный маятник — каждый раз, когда ты начинаешь тянуться ко мне, я пытаюсь отпрянуть, и наоборот? Или просто я слишком хорошо слышу в этот раз все слова, которые ты бросаешь вскользь, походя: "проверься у гинеколога" ("я спал с ней, и она мне кое-что оставила"), "было бы неплохо устроить такую съемку" ("на память о ней"), "зря я не послушал сердце" ("надо было остаться с ней"). Я спокойна, черт, да я сто лет не была в таком ровном состоянии. Твои слова, как круто скатанные снежки, с глухим звуком удара бьющие в деревянную стену крепкой избы с уютным светом внутри. Я подготовилась к этой зиме. Я слышу тебя и больше не обманываюсь — да, тебе нужно мое тепло, мое внимание, мое мнение для тебя дорого. Но это значит ровно то, что значит. Не больше.

Неужели правда будет момент, когда я начну искать кого-то? Пока в это сложно поверить, но... я все чаще думаю, что это не то. Совсем не то, что мне нужно. Не те отношения. Они не изменятся. Ничего не меняется. Твой градус общения с Соловьем не меняется, и неважно, сколько раз и от кого она беременеет и посылает тебя. Твой градус общения со мной не меняется, и неважно, сколько раз я поймаю тебя, когда ты падаешь. У тебя сильное сердце, оно умеет любить вопреки и вопреки же не любить. Оно умеет не поддаваться ничьему влиянию. Ты молодец.

Мне нужно просто дышать. Глубоко и свободно. Еще долго-долго-долго, пока из моих легких не выйдешь весь ты.

Спячка

Снилось, что я — взрослый сын большого босса. Мы оба ездим на инвалидных креслах; редкая генетическая болезнь, парализующая ноги. Я езжу по "угодьям" нашей семьи, проверяю работу фабрик. Помню усталость в руках от постоянного катания колеса — я никому не позволяю возить себя, беру пример с отца. Помню фейерверк в честь моего приезда в одну из деревень. Праздник, шумный и немного бестолковый. Разговор со старейшиной — и какое-то случайное знакомство, сломавшее все мое представление о реальности. Оказывается, мой отец был в этой деревне! Мой настоящий отец. Его убили, утопили в реке, когда я был еще совсем маленьким. Ноги мне испортили после, это была сложная операция, а вовсе не игра природы. Никаких революций, никакого бойцовского духа — меня размазало ощущением, что вся моя жизнь была ложью. Характер очень далекий от меня; изнеженный, привыкший к блюдечку с голубой каемочкой; растерянность и жажда немедленно найти нового лидера, взамен лжеотцу... Сон не был неприятным, просто фильм о другой жизни.

Спать до часу дня и не высыпаться. Зимняя спячка, кажется, началась.

Вечер и утро

Меня так затапливает нежностью к тебе, что приходится сцеживать на всех, кто еще подвернется рядом. Забавно. Я бы с радостью разминала твое тело еще часа четыре, но это было бы слишком, поэтому очень кстати появились Темка и Джо. Труднее всего по утрам. Беспощадный утренний свет, беготня и заботы; я плохо переношу утро с чужими людьми, а по утрам ты чужой. Желание обладать захлестывает, вышибает какие-то перегородки в голове; если вечером я могу быть просто доброй феей, матерью Терезой, касающейся каждого кусочка твоей кожи с искренней любовью, то утром я становлюсь жесткой и расчетливой, и меня с ума сводит понимание, что ты не принадлежишь мне. Что ты сейчас уйдешь. Я держусь, держусь — но мне все сложнее не касаться тебя, не пытаться обнять или ударить — просто чтобы постоянно чувствовать твое присутствие. Мне нестерпима мысль, что скоро за тобой закроется дверь, и потому я хочу, чтобы это поскорее произошло.

Ночью я в очередной раз поняла, как мне нужен кто-то, кому я буду нужна. Кто будет готов придумывать для меня подарки и предугадывать желания. Костик методично выбивает из меня мою любовь, и рано или поздно добьется своего. Вот тогда и поговорим.

Интересно, хватило бы мне месяца в Мьянме, чтобы насытиться тобой?

SMS

Завтра ты приедешь ко мне, впервые за месяц. Чтобы сломать мое недавно наступившее спокойствие об свое тощее колено, очевидно. Я надеваю наушники (fleur — Камень), шагаю из дверей метро. На темный асфальт пушисто падает первый легкий и мокрый снег. Хочется написать тебе "береги себя". Хочется сказать: оденься тепле, будь осторожнее на дороге, пообедай...

Я достаю телефон, отвечаю "да".

Объединим блоги?

Пора спать. Ни одного мужчину не хочется даже обнимать, а оргазм стал физиологической функцией: почистить зубы, сходить в туалет, выпить воды, кончить, можно ложиться. Проще всего полистать тумблер: добавляешь /archive к адресу, и весь блог, многие годы, выстраивается мозаикой, успевай выхватывать. Гифок больше, чем картинок. Кликаешь на те, что ближе всего к ключевым словам, открываешь пошире. Можно уйти в тот блог, что перепостил эту картинку. И открыть там еще одну мозаику. Двух-трех обычно достаточно; мысли скручиваются в голове отрывками, тегами, ругательствами и приказами. "Анал, изнасилование, огромный, ремень, боль, порка, унижение, пощечина"... Но на пике оргазма голова становится гулко-пустой, а руки отбрасывают клавиатуру.

Я вспоминаю вспышкой: кухня, ты оборачиваешься от холодильника, глаза твои расширяются. Я бросаюсь к тебе и утыкаюсь лицом в плечо, стискиваю руки вокруг твоей талии так, будто меня будут отрывать силой, а я смогу сопротивляться. "Ты так ворвалась, я уж было подумал — вот сейчас тарелку поставлю, и будешь бить". Ты улыбаешься виновато и обнимаешь меня в ответ. Ты уйдешь наутро, уедешь в Крым. Мы оба это знаем. Мне больно, тебе больно...

Возбуждение подбирается ко мне весь вечер, а спадает за секунду-полторы. Четыре часа. Пора спать.

БГ VS жизнь

Если боишься терять, то ты ещё просто не нашел себя. Как найдёшь — успокоишься, потому что устройство жизни таково, что нам не принадлежит ничего, что можно потерять. Вор залезает в карман, старость крадет красоту, болезни — людей, даже звёзды скрываются за тучами, а мы так бессильны со всеми своими тюрьмами, законами, кремами, микстурами и телескопами. Бывает, что богатства возвращаются, люди вновь открывают глаза, а небо светлеет, но право собственности иллюзорно. Жизнь проста и прекрасна — она не даёт никаких обязательств и не имеет долгов.

Но ты здесь не с пустыми руками, в них живой груз — любовь. Она, как привязанные в детстве варежки, никогда не теряется, не проходит, не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.

Борис Гребенщиков

С этим, наверное, как со смирением. У меня плохо получается смиряться, и еще хуже — принимать такие слова. Я боюсь терять. Я хочу каждую минуту быть со своими близкими. Я не умею принимать утраты и не вижу, какие плюсы получу, если научусь.

Я просто не умею не любить.

Зимнее обещание

Спокойная, деловитая осень. Квесты закрываются один за другим: чпок, чпок. Словно и не было этих метаний, неверия в себя; если посмотреть сверху, оттуда, где я сейчас, то кажется, будто я к этому и шла. И всегда знала, что дойду.

Моя тоска уменьшается, твоя — увеличивается. Может, однажды мы сравняемся?

Наверное, это первая зима за многие годы, которую я не боюсь. Самое плохое уже случилось, а хорошего впереди мне себе обещано немало.

Поживем — увидим. Главное — по-жи-вем.

Смешно. Тебя о моем дне рождении спрашивает Соловей; Нойза в гуглотолке о том же спрашивает Ашура. Как это все больно и глупо, что люди не могут просто подойти и спросить того, о чем они думают, увидеть своими глазами. Сбросить приличия, оставить обиды, формальности, этикет. Просто открыть дверь: как ты?

Под утро, когда мы курили с Кирришем, я сказала ему, что скучаю по ней. Впервые, пожалуй, мне есть кому сказать об этом честно. Стало немного легче. Мы приобретаем так много, а ценим почему-то только то, что утекает из пальцев. Вечный закон запоминания... Но разве я не ценю сейчас? Ироничную откровенность Грея, спокойную заботу Кирриша, молчаливое внимание Миха; то, как Кирилл из Питера восторженно перебирает мою музыку и Сережка-фотограф смешно уважительно пишет мне "Ты". То, что Ирис, именно занятая и серьезная Ирис предложила эту авантюру с ночной поездкой в Алтуфьево и что Нойз научился говорить со мной — устало, сердясь, но зато глубоко, как никогда. То, как Тиль крепко обнял меня в машине: "Спасибо, что позвала".

Нельзя избежать потерь. Можно только жить по собственной совести, и знать, что ты делал все правильно. Мих верит в равновесие и воздаяние; я лишь в спокойствие, когда знаешь, что сделал все, что мог.

Я постараюсь, чтобы всем, кто оказался рядом со мной, это время принесло пользу и тепло. Хоть немного. Я правда буду стараться. Мой дом будет самым теплым этой зимой.

День прощения рождения

Жаль, что я отталкиваю именно тех, кого выбираю. Ашура, Тиль, Эральд, Костик... Неужели между вершинами всегда должно быть расстояние? Или я настолько навязчива, что это непереносимо для людей с моим характером? Или есть какие-то еще минусы? Может, психолог права — не умею дружить, только хапать человека полностью?

Удивительно спокойный, ясный день — день моего рождения. Приятная, не утомительная работа. Деньги. Звонков и поздравлений немного, зато все от самых близких, искренние и нешумные. Я, кажется, немного свечусь — во всяком случае мне улыбаются все прохожие, на которых я останавливаю взгляд. Все кажется посильным и возможным. Даже то, что еще недавно казалось недостижимым. Например, что однажды я скажу "я люблю тебя"; и в этих словах больше не будет горечи. Это не будет значить: я хочу забрать тебя целиком. Это будет означать: приходи, если я смогу быть тебе чем-то полезна.

Хочется обнять тебя и защитить от всего, прикрыть телом. Чтобы ты никогда не грустил и не чувствовал себя обессиленным. Ничего, когда-нибудь я смогу это сделать.

В общении с Соловьем ты не можешь простить ее предательства. Крым, Володя, беременность... А в общении со мной ты не можешь простить себя. Забавно, что в садомазохических отношениях ненависть обычно вызывает не садист, а жертва. Жаль, что я не знаю, как тебе помочь.

Из-за тепла этой осени и правда есть ощущение, что я родилась заново.

Хах, "вновь"

И вот я снова не умерла.

Мы смеемся с Эдиком — дорого ли стоят такие открытия, начинающиеся со слов "вновь"? Когда уже наконец отложится этот опыт, твердое ощущение: такие вещи не убивают, даже если ощущаются, как смертельная рана.

Кризис кончился. Я отвоевываю себе свой мир обратно. То, что было до тебя и потом стало тобой; то, что я нашла во время нашего общения. Нет, я ничего тебе не отдам. Машина — это больше не ты; Мара больше не ты. Не ты эти ремонты и Леруа Мерлен. Это моя жизнь и мои вещи. Я выгоняю тебя из закоулков памяти, заставляю себя снова и снова жить поверх, наслаивать, как в акварели — чтобы получить другой цвет, чтобы наконец-то ощутить другую жизнь в тех нотах, что всегда насвистывал только ты.

Никого не следует любить чрезмерно. Так устроен мир. Окей, постараюсь усвоить этот урок.

Боль

Давно не ощущала себя так паршиво. Два дня черной истерики — это были, конечно, предвестники месячных. Сколько себя помню, эти дни приносили наслаждение — потом, когда боль отступает, краски сразу кажутся ослепительно-яркими, а звуки соблазнительными. Надо только пережить это опустошение, эмоциональную и физическую немощь, будто разом обрушивающуюся на меня старость. Шаркающий шаг — еще с утра удавалось держать его танцующим, легким, отстукивающим болезненный, но все же четкий ритм; к вечеру осталось лишь упрямое желание дойти самой, на своих ногах, до того места, где можно лечь. Привычная с детства пытка. Фильм про Люси, которой взрезали живот, чтобы вставить туда килограмм наркотиков, был с эффектом присутствия; меня мутило от кровопотери и аутентично скручивало от собственной дыры в животе.

Ванная все еще ослепительно-белая. Какими четкими становятся все детали в момент такого напряжения — немного похоже на ЛСД, боль тоже заставляет тебя отбросить все лишнее, сосредоточиться на какой-то детали. Например, на красных густых каплях, падающих в воду. Они всегда выливаются массой, щедрыми горстями. Сгустки невероятно красивого цвета, вода быстро сбивает с них кровь, оставляя лишь пушистые обломки моей собственной плоти. Почему-то сегодня подумалось, что из какого-нибудь кусочка вполне мог бы получиться ребенок. Твой ребенок. Наш ребенок. Интересно, что испытывает женщина во время выкидыша? Что чувствовала Соловей? Тело всегда жестоко наказывает за то, что и в этом месяце ты не дала ему выполнить его предназначение.

Полцарства за раба. Чтобы теплые руки подняли меня со дна теплой ванны, где я, свернувшись комочком, разглядываю вытекающую из меня кровь. Чтобы расстелили постель, растерли меня махровым полотенцем, сделали массаж прямо по сведенным болью мышцам. Размяли ноющие ноги, помогли разогнуться плечам, погладили стиснутые до ногтевых следов кулаки, помогая им расслабиться в ладони. Чтобы просто кто-то посидел рядом, испытывая молчаливую любовь ко мне — любовь не потому что я достигла, могу, умею, представляю... У каждого из нас в детстве был такой раб, сторожащий сон у кроватки с балдахином. Кто-то бесконечно могущественный и сильный, складывающий всю свою власть к твоим крошечным ножкам...

Мой мужчина всегда будет помнить про эти два жутких дня. Всего два дня в месяц, когда я не буду ничего решать. Два дня, когда я буду маленьким, поскуливающим от холода лисенком.

Я — огонь, страсть, пламя... Я питаюсь от солнца, а его все меньше. И все меньше у меня сил. Скоро будет впору приносить кровавые жертвы своему ускользающему богу. Впрочем, крови сейчас, кажется, достаточно...

Я боюсь брать кружку в руку. Мне кажется, я стисну ее так, что сомну керамику, как бумагу.

"Нет".

Первое слово, возникающее в моей голове следом за машинально произнесенным твоим именем — "Нет".

Ты говоришь мне "нет", я говорю себе "нет". Я кричу на себя и заставляю себя думать о чем-то другом, но стоит только отвлечься, и сознание подбрасывает мне твое имя, и следом за ним — жесткий блок.

Клянусь, я научусь не думать о тебе.

Иногда в полусне я касаюсь своей ладони пальцами другой руки, и тут же просыпаюсь, отдергивая руку, будто коснулась открытого огня. Я помню каждый из тех раз, когда ты сплетал свои пальцы с моими, от самого первого, в палатке. Ты издевался надо мной, вкладывая ладонь в ладонь в виде насмешки, ты отдергивал свою руку, если я пыталась сделать этот жест. Знак единения — символ боли, унижения, бессильной ярости. Я заставляю себя помнить об этом. Заставляю не забывать чудовищное, невыносимое чувство ненужности, которое постоянно сопутствовало мне во время нашей "совместной" жизни. Замыкаю воспоминания на пустоте и холоде, ощущении бесполезности любых, даже самых ярких шагов. На бездонной засасывающей все силы дыре, в которую ты для меня превратился за этот год.

Я заставляю себя держать в голове всё это и не пытаться налаживать какие-то нелепые контакты. Ничего не изменится. Правила этой игры не поменяются. Значит, нужно менять игру.

Кисель и пламень

Смешная. Уверенная в себе, обученная, даже с опытом — и все равно немного ограниченная. Или это мой юношеский максимализм? Все же ей удалось наскрести достаточно, чтобы зацепить меня. Я начала копать историю своей семьи, которой никогда не интересовалась. Начала понимать, за что можно уважать отца. Захотела научиться его уважать — разве этого мало? Смешно, я шла по его пути — пыталась.

У отца центр "тяжести" был в себе. Он никуда не спешил. Много и с наслаждением спал. Так и не научился интересоваться карьерой и желать хоть чего-то, что выходит за рамки комфорта. Он прожил счастливую жизнь, обтекая возникающие препятствия с грацией медленно стекающего киселя — незаметно для самого себя. В этом тоже есть своя особенная сила. Мама словно всегда бежала за собственной тенью. Преграды она не замечала по другой причине — она бросалась на них, как бык на красную тряпку, и они неизменно уступали, оставляя ей лишь чувство неудовлетворенности. Кажется, она жалеет, что за всю жизнь так и не встретила достойного соперника. Как им удалось прожить жизнь вместе, при настолько различных ценностях? Но ведь у них было то, что их объединяло — любовь к жизни. Ни один из них никогда не делал того, что ему не хотелось — каждый на свой лад, но и папа, и мама всегда, всю жизнь следовали только своим желаниям. За это я уважаю их обоих. Но это не приближает меня к разгадке — как? Как жить с не себе подобным? Как быть настолько снисходительным к чуждому образу жизни, к чуждому способу решения всех задач?

Когда я ехала в Индию, я собиралась научиться мыслить, как папа. Мне казалось, я просижу пару недель в позе лотоса и сразу пойму, как можно черпать из реки его силы. У меня никогда не было проблем с тем, чтобы получать энергию от мамы — я горю тем же огнем, я однозначно ее породы. От папы у меня только способность спать любое количество часов в сутках, много дней подряд. Прошло меньше трех месяцев пути, и я снова загорелась, снова пошла по маминому способу решения вопросов. "Я добьюсь, я пробьюсь..." — и с таким настроем я вернулась домой. И добилась. И ощутила всю горечь поражения при полной формальной победе... Индия не изменила меня. Она дала мне новые ориентиры, да — но стала ли я им следовать? Едва ли.

Получится ли теперь, когда я не ограничена во времени и не связана никем, довести начатое до конца? Я живу размеренной жизнью. Размеренной мной самой, расчерченной рваным ритмом — иногда двое суток работы, а порой два дня в одном с перерывом на сладкий сон... Я живу ту жизнь, которую хочу. В этом я хотя бы похожа на своих родителей. Смогу ли я когда-нибудь воспользоваться той, второй частью себя? Стать гармоничным целым, включающим в себя и материнскую, и отцовскую стороны? Ох, сомневаюсь... мамино шило в заднице, знаете ли, не оставляет шанса, что папина философия студня там задержится.

I believe.

I believe in that the stars keep shining all through the night I believe if we just keep trying, it will be alright I believe that someday we’re gonna find our way And I believe in a beautiful day I believe in lovers walking side by side I believe that someday we’ll be satisfied I believe the angels listen, God hears us pray And I believe in a beautiful day Yeah, I believe it’s gonna work out ok But not for me and not for you I believe, I believe, I believe, I believe I believe there’s an answer waiting when the day is done I believe if you just keep searching, you’ll find someone I believe that you and I just lost our way And I believe in a beautiful day I still believe in a beautiful day But not for me and not for you I know you tried, I tried too Sometimes all our dreams just don’t come true I believe, I believe, I believe, I believe Beautiful day…

Я верю в то, что звезды продолжат сиять ночью Я верю, что если мы продолжим пытаться — все будет хорошо Я верю, что однажды мы найдем наш путь И я верю в прекрасный день Я верю во влюбленных, идущих рука об руку Я верю, что однажды мы будем довольны Я верю, что ангелы слушают, Бог слышит наши молитвы И я верю в прекрасный день Да, я верю, что однажды это сработает. Но не для тебя и не для меня Я верю, я верю, я верю... Я верю, где-то там ответ ждет конца дней Я верю, что если продолжать искать — ты найдешь кого-нибудь Я верю, что ты и я потеряли свой путь И я верю в прекрасный день. Да, я верю, что однажды это сработает. Я все еще верю в прекрасный день Но не для меня и не для тебя Я знаю — ты старался, я тоже старалась Иногда все наши мечты просто не становятся явью Я верю, я верю, я верю... Прекрасный день...

Предзима

Я научилась брать измором интровертов и ставить общительных людей на место молчанием и не-объяснением. Прошла привычка всем и каждому выворачивать душу до донышка, пытаясь как можно точнее донести то, что происходит внутри. В конце концов, кому какое дело. Я в очередной вылиняла — или просто завершила то, что не успела в прошлом, после Вальки? Я все еще ищу людей — зачем? Я едва касаюсь взглядом человека и снова убеждаюсь, что он не тот, на что мне хотелось бы тратить время. Самая дрянная книжка дает больше, чем пустой человек — нет, скорее берет меньше. С каких пор я стала экономить силы? Наверное, когда стала безразлична к результату. Очень и очень немногие встречи становятся действительно важными и значимыми. Чем выше ты поднимаешься, тем меньшее количество вершин оказывается на одном уровне с тобой или выше тебя — и тем дальше они отстоят от тебя... Одиночество. Одиночество при огромном количестве окружающих меня людей.

Ну что ж, я переживу и эту зиму тоже.