Ревность, миллионы и прошлое

Каждый раз, ревнуя всерьез, я говорю себе: я умею любить и работать. Даже если я останусь одна, это не сломает мне жизнь, а лишь сделает ее чуть более интересной. Одна надолго — это вряд ли; а если мой удел кратковременные яркие романы, то... что? Да ничего. Весело будет.

И все-таки комплекс бедной девочки из деревни не прошел — каждый раз при упоминании Лены, "сегодня отмечаем 10 лет наших отношений", я думаю об этом. Насколько я могу тягаться с дочкой миллионера? Получившей отличное образование, имеющей возможность ходить к любым врачам и косметологам, одеваться где считаешь нужным? Которая привыкла к тому, что зарабатывать надо МНОГО, и ее много от моего отличается парой нулей?

Глупо любить или не любить свое прошлое, просто я терпеть не могу неизменные данности. Все можно изменить, были бы силы и уверенность — мой любимый девиз. Но прошлое не изменишь. Ни твое, ни мое.

Саднит.

Пройдет.

Дом, солнечные пятна и внешнее давление

Черт, а ведь я, наверное, тоже хочу вернуться в детство. Внезапно осознала. Только не в смысле бегать и скакать, беззаботно любоваться природой и прочая лирикочушь — это я и сейчас могу. Очень хочется уютный дом и налаженный быт.

Сложила все свои отдельные "хочу" и осознала одним ударом по голове: да, а ведь правда.
Хочу солнечные пятна на вытертом, но крепком ковре.
Хочу ослепительно яркое утро, и тосты с джемом. И чай из чайника.
Хочу проснуться от того, что кот осторожно ходит по ногам, выбирая, где улечься.
Хочу шкаф, в котором лежат выглаженные и пахнущие порошком майки.
Хочу брать зонт, если собирается дождик.
Хочу, чтобы мои выходные отличались от будней.

Все эти "хочушки" такие простые и примитивные, казалось бы — бери и делай, для чего тебе какие-то глобальные изменения? Но ведь я точно знаю, что для себя я это делать не стану. Мне проще босиком по лужам, чем выбирать обувь по сезону. Мне станет лень после первых же тостов, меня хватит максимум на неделю глажки маек. Мотивация делать что-то для себя лежит в районе плинтуса — что я, с собой не договорюсь, что ли? Порадовать себя разово я и так могу, а вот на постоянной основе меняться — вряд ли. То ли дело — внешнее давление...

Лучшие стихи, новый Локус, сон про Вальку

Память слегка холодит сосуды и достигает сердца,
лица и голоса хранятся в шкатулке на дне комода.

Я размещаю лучшие в мире стихи постами в Локус — иногда у меня ощущение, будто я правда просто делюсь с друзьями любимым, иногда — что я просчитываю социально-одобряемые действия и делаю ставку на новые перепосты, которые приведут к нам еще жертв. В конечном итоге, разумеется, никакой разницы; но азарт, азарт.

В Ло накопилось минусов, которые надо срочно решать. В основном — проблема уборки и складирования, катастрофической нехватки места и рабочих рук. Пока меня нет, их всего трое — Вест с Ша и Антон, а людей приходит все больше. По хорошему надо разделить работу в зале и разбор вещей, сделать отдельное "подразделение" для привоза и сортировки, но где взять на это деньги... Сейчас бы чуть-чуть высунуться из минусов, тогда будем разрастаться. И автобус. Обоги, как же я хочу автобус! Это швырнет проект вперед сразу качественно, на другой уровень, одним рывком. Информационно — можно будет завести новый блог под Локус-Мобиль, пригнать туда отдельных людей и отдельных волонтеров, завести новую команду, придумать целую отдельную философию... И, конечно, посвятить лето путешествиям, большим и малым. Со всеми, кто захочет и сможет присоединиться. Но для этого надо еще 200 тысяч. Жалкие двести, но при общей сумме долга в полмиллиона — не так смешно. Впрочем, я найду их, если понадобится, даже поверх долга. Черт с ним. Разберусь.

Снился Валька.

Он пришел в Локус — длинноволосый, невероятно красивый; любимый до ясной боли под ключицей, до остановки дыхания. Локус из сна не ютился в ста квадратах — это были три больших настоящих зала, свободных и открытых, красиво украшенных. Валька помогал нам, как волонтер, с предновогодней уборкой. Мы не разговаривали ни о чем — просто было не нужно, пару раз переглянулись и он обнял меня. Мы чертовски много всего сделали; нашли целый клад из очень старых и дорогих антикварных вещей, целая куча восторженных волонтеров занималась антуражем зала... Новый год я встречала дома, одна. Открыла на стук и что-то сдвинулось в заледеневшем в работе сердце — пришел Валька. Я вдруг поверила, что счастье возможно. Мы целовались, как психи, нежно и безумно, и это был лучший Новый год в моей жизни. За пять минут до 12 Валька вышел, и вернулся очень скоро — сорокалетним щетинистым мужиком, с испитым лицом и деревянными протезами. Это был по-прежнему он, только другой — благороднее и с решимостью, которой всегда не хватало вечно сомневающемуся Вальке. Он должен пойти и запугать, а если надо — убить кого-то, кто угрожает Локусу, в таком обличье ему будет нетрудно, он силен и выглядит зловеще. Обратного пути нет, превратиться назад он не сможет. Мы снова целовались и я плакала, и проснулась с ощущением боли и потери — но это не было привычной уже черной дырой отчаяния. Было как-то правильно все, пусть и болезненно.

Почему в моей реальной жизни все разрывы обязательно гаденькие и подлые, по какой-то нелепенькой, очень мразненькой причине? Не оттого ли, что я до последнего тяну, и все остальные, хорошие и добрые аргументы, легко и непринужденно игнорирую в своей гордыне и эгоизме?

Наследные принцы и пустые стаканы

Он так ее мучит, как будто растит жену.
Он ладит ее под себя — под свои пороки,
Привычки, страхи, веснушчатость, рыжину.
Муштрует, мытарит, холит, дает уроки.

И вот она приручается — тем верней,
что мы не можем спокойно смотреть и ропщем.
Она же видит во всем заботу о ней.
Точнее, об их грядущем. Понятно, общем.

Он так ее мучит, дрючит, костит, честит,
Он так ее мучит — прицельно, умно, пристрастно,
Он так ее мучит, как будто жену растит.
Но он не из тех, кто женится, — это ясно.

Выходит, все это даром: "Анкор, анкор",
"Ко мне, ко мне," — переливчатый вопль тарзаний,
Скандалы, слезы, истерики, весь декор,
Приходы, уходы и прочий мильон терзаний.

Так учат кутить обреченных на нищету.
Так учат наследного принца сидеть на троне —
И знают, что завтра трон разнесут в щепу,
сперва разобравшись с особами царской крови.

Добро бы на нем не клином сошелся свет
И все сгодилось с другим, на него похожим;
Но в том-то вся и беда, что похожих нет,
И он ее мучит, а мы ничего не можем.

…Но может быть, вся дрессура идет к тому,
Чтоб после позора, рева, срыва, разрыва
Она дорастет и станет равна ему,
А значит — непобедима, неуязвима?

И все для того, чтоб отринув соблазн родства,
Давясь слезами, пройдя километры лезвий,
Она до него доросла — и переросла,
И перешагнула, и дальше пошла железной?..

А он останется — треснувшая броня,
Пустой стакан, перевернутая страница.
Не так ли и Бог испытывает меня,
чтоб сделать себе подобным — и устраниться?

Д.Быков

Сила, бегство, мысли и счастье

Пирож: Такое чувство, что ты настолько сильная, что как-то сильнее самой себя.
Рыж: Меня просто много. Много разной меня. Некоторые слабые, некоторые сильные. Одна вот от Хама хочет сбежать со страшной силой. Потому что он обещает прямощас семью, и если получится — страшно, потому что после этого мир никогда не будет прежним, и если не получится — страшно, потому что после этого мир никогда не будет прежним. А пока я еще ничего не выбрала, ничего не испортила. Можно вот просто взять и забыть, будто не было ничего. И этот самый рубеж переходить ой как не хочется.

Так иногда хочется смыться. В азию. К простым и понятным приключениям, к очевидным противостояниям — или ты его, и ты с едой; или он тебя, и ты избита и изнасилована. Простые проигрыши, простые выигрыши. Зависишь только от себя, рассчитываешь только на себя... Никто кроме тебя не виноват, никто не отнимет упоение победой. Никто не обесценит целый день счастья одним небрежным движением, одним жестом скуки и нетерпения.

Учиться не отдаляться в ответ на мнимые или действительные признаки охлаждения? У меня дважды в жизни было мощное априори-люблю, и оказалось, что оно не работает так. Что это всегда должна быть чаша раскачивающихся весов, и только в балансе возможно подобие покоя...

Пирож: почему сложноничегонепонятно?
Рыж: потому что мы думаем.
Пирож: Может, надо действительно ничего не трогать, пока как-то дышит хотя бы на ладан...
Рыж: Нет. Надо думать. Всегда. Иначе нафиг это все не нужно. Говорят, что те, кто думают, неспособны на счастье. Мол, довольство возможно только для неосознанных глупцов, а если начал раздумывать — все пропало, уже не сможешь ничего испытать истинно. Знаешь, нет. Ты сможешь. Просто такое счастье гораздо сложнее и тоньше, найти его труднее, удержать — почти невозможно. Но это совсем, совсем другой уровень наслаждения.
Пирож: Может, мы должны научиться вот этому избитому везде наслаждению тем, что есть?
Рыж: Нет. Не надо ничего насильно упрощать. Мир — сложный. Мы — сложные. Те, кто ищет легких путей — фигня, а не люди. Даже те же буддисты, решили про себя, мол, давайте вообще от всего откажемся, нам же ничего не нужно — значит, мы ничего и не потеряем никогда, ахаха, вот классное решение! Но это все ерунда. Секундой ограничиваться тоже глупо. Люди от животных отличаются тем, что ощущают время во всей своей протяженности, они одни из немногих способны планировать — на час, день, год. Это преимущество, а не уязвимость. Надо просто уметь пользоваться.

Выводы: если ты подумал, и тебе показалось, что это испортило тебе жизнь — подумай еще раз.

Религия, халяль и кошерный LocusLand

Уже не раз задумывалась о сходстве моих полубезумных идей с религиями. В самых разных местах. Идея Башни Локуслэнда, совмещенного с мастерскими и, по сути, самодостаточная, как деревня — типичный монастырь, со своим укладом и привычками. Люди, объединенные одной идеей. Ритуалы придумаются сами собой, и будут поддерживаться... вот только что может заставить людей объединиться также мощно?.. Кошерная пища, халяль — основной принцип "есть то, что сделано руками своих". То же, что лежит в основе моей попытки найти своих врачей и парикмахеров, своих мясников и кузнецов. Просто быть уверенным в людях. По принципу... черт, ширины кругозора? Вот как формализовать неуловимое нечто?

Кажется, мне все-таки придется изучать чертовы тонны подготовительного материала, начиная от Торы и Библии и кончая историями успехов и неудач первых колоний.

Мама, мечты и сукаблядь

Мама потрясающе умеет поддерживать. Слушает молча, закипая, а потом взрывается неостановимым потоком: "Мечты на уровне 17-летней! Хостелы, лектории, 5-миллионные башни! Ты 20 тысяч не можешь заработать на этом своем лектории, семью не способна устроить, а думаешь о чем?! О ерунде! О несбыточных глупостях! Успеха достигают педантичные и целеустремленные, стоящие ногами на земле люди! А тебя мотает от идеи к идее, то книги ей писать приспичит, то башни строить!"

Мама всегда мама. Для нее сын успешен уже тем, что родился мальчиком, а дочь — всегда бессмысленная вертихвостка, которую надо пристроить замуж. А меня еще спрашивают, отчего это я не люблю ездить домой.

Как же я жду конца сентября! День расплаты, всем сестрам по серьгам. День наконец-то ясности. Мы или взлетим, и будем королями, или нет — но сейчас понять этого нельзя. На еще полгода мотыляния нас не хватит, даже если я вброшу еще сто тысяч. Нам не хватит энтузиазма. К моему дню рождения станет ясно, выстрелило — или нет.

Наверное, есть какой-то особый закон в том, что родители никогда не способны вжиться в высокие устремления детей — они слишком много видели, слишком накопили горечи и тяжелого опыта, чтобы вестись на "детские" наивные мечты. И от этого "да у тебя ни черта не получится, ты посмотри на себя-то, чучело, куда ты со своими глупыми мыслишками лезешь-то, иди лучше работай и не высовывайся!" — заряд бодрости и энергии даже больше, чем от искренней поддержки. Потому что когда тебе все говорят: иди, у тебя получится — ты окрыляешься, но ненадолго. А когда твои глаза наливаются искренней ненавистью к окружающим, ты стискиваешь зубы и кулаки и обещаешь себе, что любой ценой докажешь — вот тут и начинается целеустремленность, о которой так самозабвенно недавно разглагольствовала ма.

Весь мой мир через сукаблядь. Никуда от этого не деться. Почему я так по-дурацки устроена, интересно.

+2=13, Хам.

Люди-шансы, бессмертие и встряска

Интересное наблюдение у Ефремова: у мужчин за сентиментальностью нередко скрывается жестокость, а за нарочитой женственной слабостью — жажда уйти от ответственности. Забавным узнаванием толкнулись в голове истории про умирающих котиков и слезливые капризы. Наверное, тот факт, что я не сумела быть рядом — это просто естественная защита не то Мироздания, не то самого Костика, ведь это при мне все его негативные черты стали расти и умножаться. Ему нужна другая девушка, с абсолютно другими реакциями на первые же ростки истерии.

Что ж, этот шанс оказался закрыт окончательно.

Весь мир вокруг ощущается, как череда возможностей. Нет, это не примитивная философия, основанная на тезисе человек=ресурс; это способность видеть шанс саморазвития в любой случайно возникающей линии общения. Сегодня пришлось честно отвечать себе на внезапно возникший вопрос: что я стану делать, если потеряю всех, кто мне близок и дорог? Ответ оказался единственно возможным: буду искать новых. Наверное, из меня получился бы неплохой бессмертный, цинично хоронящий своих смертных друзей и переходящий в новую жизнь, с новыми увлечениями... Но это все из разряда философствований и умозрений. Практика же совершенно об ином говорит: как жить уже скроенную и полнокровную жизнь без страха, что какой-то новый ворвавшийся шанс поставит перед выбором — устроенная и накатанная старая судьба, или же апдейт и скачок через голову — но со сломом всего, что было сплетено до этого. Извечный вопрос личной морали: что более трудно, и, соответственно, более почетно, сохранить прежнее, развивая уже достигнутые горизонты (и прохлопать при этом новые шансы), или же откликнуться на призыв неведомого, но, возможно, более важного (и испытать холод одиночества и страх чистого листа).

Самые сильные шансы — конечно, люди. Сейчас в моем окружении все стабильно, есть только один человек-шанс, и жизнь с ним уже вполне понятна. Ашура закончилась давно, Петька ищет себя в Греции, Костик исчерпался, Юлька пропал, ведомый собственной тропой... Ощущение от встречи с таким человеком всегда, будто удар током — ты останавливаешься, ошеломленный, и вдруг пересматриваешь свою жизнь в новом свете. Просто в виду новой информации, что такой человек существует, что он может быть рядом, может быть твоим... Пусть это даже иллюзия воспаленного собственнического мозга, результат все равно один — встряска и невозможность жить дальше так, как ты жил до того.

Я научусь.

Рабы и короли

Ревность — злой и жестокий демон. О, как я завидую мужчинам прошлых веков! Общество и традиции поддерживали их низменные мысли, давали им право гневаться и карать за одну лишь тень подозрения, за взгляд, молчание, невольный вздох... В современном мире в моем окружении признаться в том, что ты всерьез испытываешь всю эту бездну тьмы — преступно. По-настоящему любящий должен быть светел и чист душой, он должен уметь с радостью отказываться от любимого, если тот избрал новую судьбу, испытывать удовольствие от того, что партнер нашел себе новое удовольствие...

Я осознаю правильность этого на логическом уровне, но не на уровне ощущений. Я могу скрутить свою ярость, сунуть в ледяной душ, замкнуть внутри — но не превратить ее в "истинную любовь", которая ничего не боится, не алчет, не ждет и не карает. Владеть. Безгранично и безраздельно. Реализуя эту власть через миллионы вариаций любви, и через возможность подарить своего возлюбленного, как вещь, и радоваться тому, что его радует мой подарок. Или же подчиниться его власти, осознавая, что и душа, и тело принадлежит ему ТОЛЬКО ЛИШЬ ПОТОМУ, ЧТО ОНИ БЫЛИ ПОДАРЕНЫ ЕМУ МНОЙ. Это тоже ипостась власти — играть по правилам, несмотря на то, что они могут причинить тебе боль. Спорим, ты понимаешь, о чем я?

***

Сильным движением ты вытягиваешь ремень из джинс, помогая себе гибким поворотом бедер. Мы смотрим друг на друга неотрывно. Какое торжество светится в твоих глазах! Каждый раз в этот момент мне кажется, что ты сейчас кинешься на меня — такая власть сила исходит ото всей позы... Проходит очень длинная секунда, твоя улыбка отвердевает, взгляд тоже становится стальным — ты протягиваешь мне сложенный вдвое ремень и небрежно бросаешь свое полуобнаженное тело на подиум. На этот раз — три удара. Мы оба тянем время и готовимся к этому, как к Действу, как к чему-то большему, чем просто окололюбовная игра. Да так оно и есть.

Такой странный и такой сильный способ выражения собственного превосходства, что-то сродни расточительности миллионера — смотрите все, завидуйте, я могу себе это позволить! Очень женский, очень древний способ властвовать — отдавая свое тело партнеру; дарить его, будто давать погонять любимому безумно дорогую машину — зная, что сможешь позволить себе не огорчиться, увидев несколько свежих вмятин и царапин на некогда безукоризненном лаке изящного крыла... Истинная власть и сила, с расплатой болью за возможность быть безгранично щедрым с тем, кого любишь — очень, очень интересная грань справедливости.

Самое любопытное в этом, конечно, то, что мы оба пришли к этой формуле, совершенно разными путями. И мы оба умеем ощущать себя королями, находясь в роли раба, и чувствовать истинную власть, отрешаясь от желаний собственного тела.

Единственный вопрос — будет ли этого единства достаточно?..

Елка. На память

"Любовь — это гигантский небоскреб внутри тебя. Ты можешь развернуться к нему спиной, можешь уйти от него, даже очень далеко. Но как только ты повернешься назад, ты увидишь его. И когда ты вернешься назад — когда бы ты ни вернулся — он будет там."

Очень страшные слова. Самое страшное в них то, что это — правда.

Как же я ненавижу свое имя. Особенно в устах моей мамы.

не чтобы меня пластали на покрывале, а чтобы со мною яблоки воровали

Бывают такие моменты, когда любое желанное действие будет выглядеть, как сцена дешевого водевиля. Заорать, стукнуть кулаком в стену, разбить что-нибудь, молча развернуться и уйти, бурно разрыдаться, замкнуться так, чтобы снаружи не доходило ни единого звука... И именно в этот момент надо улыбаться, подавать бокал и реплики, быть естественной, милой и смешной... Ледяной душ, который я так ненавижу в обычное время, оказался прекрасной заменой, такой естественной (горячей воды действительно нет, совсем нет), он лишь легко бодрит, оставляя чувство свежести. Наверное, если меня сейчас бросить на лед, я растоплю его, и, возможно, немного вскипячу получившуюся воду. "Облачный атлас" — чтобы понять, насколько в жизни много вещей, которые неизмеримо больше тебя и твоего жалкого самолюбия. А вечер и правда был прекрасен; словно нанизанный на тонкую, дрожащую от напряжения струну, он диктовал условия и позы, и все было правильно. По-настоящему. И почему мне нужна боль, чтобы чувствовать себя живой?

Нам обоим предстоит научиться или сдаться. Мы оба умеем любить так, что от взгляда, брошенного вскользь, взрываются лампочки в соседнем подъезде. Мы оба умеем преодолевать любые трудности и преграды, пробивать их грудью, едва замечая помехи. Осталось объяснить себе, каждому из нас — чертовому себе, что найти идеального того, кто тебя не хочет, это слишком просто и нет в этом никакой гордой преграды. Трудно — это научиться любить того, кто уже любит тебя. Побороть скуку и лень, научиться рваться каждый день к тому, кто также рвется к тебе. Перестать гоняться за собственным хвостом, за морковкой, которая убегает от тебя все дальше и тем самым оказывается бесконечно манящей и приобретает таинственный и сакральный ореол.

Мы все преодолели, со всем справились — осталось только удовлетворить нашу жажду носить железные сапоги во имя любви и идти в них за тридевять земель. Потому что это было бы слишком просто. Как разбить кулаки и заорать вместо вдумчивого тихого диалога.

Давай мы оба сейчас резко вырастем, ну пожалуйста.

Месяц.

Иногда я сажусь за работу, а нахожу себя через полчаса в глубине твоих папок, просматривающей снимки одну за другой. Я не могла быть с тобой там, в твоей жизни до. Мы поздно встретились, и, наверное, невозможно было сделать это раньше. Мы оба должны были вырасти, стать достойными друг друга... Но очень хочется прикоснуться хотя бы немного. Я смотрю снимки, и улыбаюсь — больше не болит. Не больно смотреть на кудряшки и темные очки, не больно слушать рассказы про "гнал 150 по трассе, а потом уходил от ментов боковыми улочками, потому что не было денег откупиться". Все прошлое не то чтобы осталось в прошлом — еще нет, но уже ощутимо пошатывается на постаменте. Я могла быть счастлива с Костиком, но это "бы" осталось где-то за чертой, и жалеть о нем бесполезно.

Первый не бдсмный секс — челленж комплит. Удивительно, как оказалось просто. Любовь воистину секретный ингредиент.

— Мы так часто употребляем это слово... но ведь...
— Это не финальная стадия. Слово "люблю" сейчас — лишь обещание, и еще надо постараться сделать его реальностью.
— А что мы будем говорить друг другу, когда на самом деле влюбимся?
— То же самое "люблю". Просто иначе.