Доверие к трикстеру? Почему бы и нет.

Кажется, мы нашли правильный рецепт единственно доступного нам компромисса, с нашими бескомпромиссными характерами. Он складывается из полярных штуковин — едва переносимая боль и совершенно запредельная нежность; крайнее восхищение, переходящее чуть ли не в обожествление — и способность властно повелевать, исполняя об другого свои желания. Правила игры, которые мы придумали — странные, необычные, наши.

Я никогда особо не понимала марафонов. Зачем трахаться весь день, не может же быть такой потребности у людей, это же просто лень и жадность — думала я. А оказывается, есть странная побочка у подобных длительных заплывов. Словно кто-то стирает всех вокруг. Большим-большим ластиком. В целом мире, во всем свете — никого, кроме нас. Ни в памяти, ни вживую. Все неважно, все старые связи, вся старая боль и прежняя радость — она просто вымывается бесследно. Остаются эти руки, эта улыбка, смеющиеся глаза. И эффект пустой-пустой головы, в которой больше нет вопросов, нет сомнений, нет ничего — сохраняется, и даже спустя несколько часов хочется улыбаться глупой-глупой, блуждающей улыбкой. Не от воспоминания, не от предвкушения — от того, что это остается внутри, как теплый светящийся шар, и ты сам светишься насквозь.

Я очень боюсь. Я боюсь, что мы заиграемся в блядство и упустим что-то важное. Что я не смогу справиться со своими призраками и потеряю тебя по своей вине. Боюсь, что наше общение зайдет в тупик, и нам помешает твоя лень или мое упрямство. Боюсь, что изменюсь не туда, куда следовало бы, стану мягкой и потому ненужной. Боюсь, что моя жесткость заставит тебя свернуть со своего пути и пойти неправильным, навязанным. Боюсь, что мои страхи станут преградой, а не мотивацией к действию.

Я очень многого боюсь. Но когда ты обнимаешь меня — крепко-крепко, не обращая внимания на мои выпущенные когти и впивающиеся в тебя зубы; нежно, сильно, властно и невыразимо заботливо — я доверяю тебе. Уже почти совсем доверяю.

Итак, идиллия, 20 дней. Полет нормальный

Хам

Кажется, я действительно люблю его.

Контроль

Мы странная пара: тигр, воспитанный котятами и котенок, возомнивший себя тигром.

Забавно, это ощущение от него, как от невероятно большой грациозной кошки, источающей тем не менее ощущение абсолютной защищенности, стопроцентного контроля своей силы — пришло даже не от привычки рычать в пиковые моменты, просто появилось само собой. Да, самые яркие проявления, конечно, в постели; но это не умаляет важности навыка. Потому что на самом деле он пронизывает всю жизнь. А тут — стопроцентное безумие, укусы чуть ли не до крови, тигриный рык и разорванные простыни... но при этом — лежащая на моем плече рука, которая никогда не сожмется в удушающем порыве, которая лишь нежно, очень-очень нежно гладит. Невероятно.

.

Я пожалуй просто оставлю это здесь.

И короткую историю про то, как не знакомые мне девушки с чужого дня рождения шлют мне эти фотографии по его просьбе. Черт, как же это охуенно.

Состояние души:
Я учусь любить мир и познавать его при помощи любви и нежности, минуя сукаблядь.

Лето-лето-лето!

Запах смятой травы и свежего пота, Old Spice и пряные любимые духи смешиваются на коже с солнцем; мусор в корзине состоит из презервативов и апельсиновых корок, а в голове что угодно, но только не работа. Мы смотрим друг на друга так плотоядно, что случайно оказавшиеся третьими друзья чувствуют неловкость и сливаются, поворчав "ну, вам явно стоит остаться наедине". Мы радостно рычим, срываем друг с друга одежду, валимся на любую горизонтальную поверхность, стискиваем объятья... и начинаем разговаривать. Долго, взахлеб, перебивая или наоборот дополняя... Собственные принципы и "как по-дурацки устроен мир", какие-то истории из прошлой жизни и нереализованные мечты, друзья, любовники, работа, привычки... Вытаскиваем забытые или хорошо запрятанные воспоминания и делимся ими, распределяя по дороге на причины, следствия и следы, оставшиеся от них в характере. Анализируем и тут же делаем скоропалительные выводы про возможное развитие, или про изменения, или про возможность исцеления... Кажется, нет темы, которую мы не обмусолили бы минимум дважды — но ведь каждый раз мы находим что-нибудь новенькое.

Наверное, этими разговорами я пытаюсь как-то уменьшить страх — так близко уже давно никто не подбирался, обычно даже самое глубокое общение, как с Вестом, все-таки подконтрольно, его можно затормозить, взять паузу, чтобы осмотреться и оценить происходящее. Здесь же, как на роликах с горки, когда ты еще не умеешь толком тормозить — одну за другой приходится перепрыгивать ямки, отшатываться от бордюров и столбов, все быстрее и быстрее проносящихся мимо. Захватывает дух, и жутко, и весело — и все страшнее встретить там, внизу, какой-нибудь подвох в виде канавы или поперечной полосы с машинами, ведь сил остановиться уже не будет. В реальности в таком случае я оттормаживалась кубарем, падая на защищенные локти и колени и уходя в контролируемый кувырок на безопасную траву — а какой кульбит придется выкинуть здесь, я пока даже представить боюсь. Да и не хочу, наверное. Эти две недели дали мне больше, чем три предшествующих года — так стоит ли жаловаться, что цена за них может оказаться непомерной?

Нет такой цены, которую я бы не была готова заплатить за то, чтобы видеть, как ты улыбаешься мне, глядя в глаза безумно и пристально.

Спасибо

Когда долго болеешь, состояние здоровья вызывает недоумение. Что? Я снова могу ходить? И даже бегать? И не задыхаться при этом на каждом шагу, не переглатывать боль, загоняя ее внутрь привычными крупными глотками? Да ладно, что, так бывает?

Я смотрю фотки из Локуса — без обычной опаски, без страха, что какая-то из них снова ударит под дых тем, что кто-то очень нужный без меня там развлекается, или знакомится с новыми людьми, или просто флиртует... Это не обычная ревность к любовникам. Это болезненная жадность к людям, доведенная до апогея. Хроническая нехватка тепла, будто ставший привычным лютый голод, когда у гостей с тарелок придирчиво отбираются "сверхпорционные" куски картошки, а крошки от съеденного хлеба сметаются в коробочку — на будущее, вдруг еду снова отнимут...

Ты выбираешься из этой запредельной нищеты, получаешь первый миллион и остальные будто бы прирастают к нему сами. И больше не трясешься над "огромной суммой" в десять тысяч; не страдаешь искренне, потеряв 100р, не выбираешь еду на 10р дешевле, потому что это кажется бесконечно важным... И даже если ты потерял все опять — ты уже держал в руках гигантские суммы, ты уверен, что сможешь получить еще. И ты спокойно влезаешь в долг, и ужинаешь в хорошем ресторане, переживая "не лучшие времена", и остаешься спокойным, даже если фактически денег у тебя нет.

Это то, что я сейчас испытываю с тобой. Я выбралась из эмоциональной нищеты. Я безмерно, бесконечно богата тобой. Тем, что ты есть. Настолько, что мелкие долги окружающих больше не имеют значения. Я не думала, что со мной может произойти такая волна, которая смоет все это одним махом. Что бы ни было дальше, этого уже не отменить.

Спасибо.

НЕВЕРОЯТНО

Это абсолютно нереальное ощущение — момент простройки связей с новым человеком. Вчера ты еще не помнил имени, не выделял из толпы это лицо; но пара встреч, три-четыре разговора, и ты начинаешь вслушиваться в музыку слов, заглядываешься на выражение глаз; замедляешь и сбиваешь шаг, если вдалеке маячит знакомая фигура. Становятся приятны запахи, привычки, мелкие детали, одежда... Ты буквально проваливаешься в человека, стремительно перекраивая свою реальность — при этом, чем больше совпадений с уже существующими правилами, тем вкуснее общение.

Мы знакомы с Хамом... неделю? Полжизни? Словно шли параллельно; будто специально сворачивая на всех поворотах синхронно. Может, оттого и не встретились раньше. Ночь, когда мы узнавали друг друга — что-то словами, что-то взглядом, что-то на кончиках пальцев — была полна длинных пауз с жадным разглядыванием, медленным выдохом и ставшим уже рефреном "НЕ-ВЕ-РО-ЯТ-НО!" Это и впрямь невероятно — совпадения в самых темных закоулках, в таких, которые обычно и не всплывают в разговорах; наркотическая реакция друг на друга, основанная на уникальным образом подходящих друг другу триггерах.

Нельзя сказать, что я люблю причинять партнеру физическую боль. Это все равно что говорить "мне нравится героин". Моя болезнь — реакция невероятно острого, зашкаливающего чувства наслаждения, от которого расширяются зрачки и убыстряет ход сердце — и постоянное чувство вины за то, что мне хочется еще, еще, еще, ведь каждый мой приступ удовольствия оборачивается болью, которую вынужден переносить партнер. Но что, если он испытывает удовольствие от таких ощущений — не менее сильное, такое же неудержимое? Усиленное десятикратно тем, как жадно, захлебываясь и сходя с ума, я впитываю каждую каплю его боли? Даже мелкой царапины, даже легкого щелбана или шутливого шлепка. "ФАНТАСТИКА!" — шептали мы, вернувшись в мир реальности после нескольких минут безумного транса. Остальные совпадения на фоне этого, главного, кажутся мелкими, но каждое из них создает еще одну струну-опору, еще одну тонкую, но крепкую ниточку, из которых собирается воедино картина потрясающей красоты.

Я не знаю, что будет дальше. Я не знаю, сколько это продлится. Но то, какое ослепительное, жаркое лето вошло в мою жизнь, уже не отменить. Как и ту пятницу, когда Хам, перенервничав из-за выключенного телефона, вдруг возник на моем пороге — еще не имея никаких прав, да и не спрашивая разрешения; действуя так, будто других вариантов просто не существует. Минутная молчаливая пауза, длинный внимательный взгляд — и вдруг объятие, такое крепкое, что перехватывает дыхание; такое, в котором растворяются все обиды, страхи, несуразности этого мира. "Как же я испугался." Это то самое, карикатурно-опереточное "обнять и не отпускать"; защитить от всего, даже если вокруг будут рушиться стены и взрываться галактики — в кольце этих сильных рук будет спокойно и безопасно... Сколько же я не испытывала этого чувства?

"Ты пьянишь сильнее вина" — срывающимся голосом говорит мне Хам, не отводя жадно-восхищенного взгляда. Кажется, я впервые перестала бояться банальностей. В конце концов, каждый из нас переживает свою жизнь впервые...

+1

"Почему бы не продолжить коллекцию?" — подумала Рыж и поехала с Журналистом купаться голыми после очередного задания. Была наказана больными почками, зато поимела разговор на тему мировых религий и рассказ про следы на руке — два пореза возле сгиба локтя от братания, четыре хаотичных следа от ножевого боя, глубокий шрам у основания большого пальца от неудачной тренировки... Мои мальчики и впрямь словно сделаны по одному лекалу, но черт возьми, какие же они все разные внутри. И прекрасные. И жить чертовски хорошо.

Сергей VS Сергей

Какое у меня, оказывается, большое сердце. Окей, Гугл. Вест и Хам, два Сергея, противоположные, как зеркальные отражения друг друга; и настолько же одинаковые, если зрить в корень. Противостояния нет, это я для красного словца. Роли распределены.

Не думала, что у меня так скоро будет день, когда целых два наиболее важных для меня сейчас человека признаются мне в любви. При этом не для того, чтобы что-то менять в моей жизни. Чтобы кого-то из нее вытолкнуть или занять какое-то место. Такое свежее ощущение, будто я правда кому-то нужна. Продлим.