Дорога

Когда я разводилась, мне было нечеловечески плохо. Страшно, больно, одиноко. Мне казалось, что рухнули стены привычного, обжитого дома, и я осталась один на один с непогодой — без навыков выживания в этом мире. Прошло время, боль потери притупилась, и я начала отмечать массу плюсов своей свободы. Мещанский уют сменился способностью обжить любой стог, любое поле. Я с радостью бросалась на каждое встречное приключение, и научилась ценить свою новую жизнь. Я нашла свой путь и не жалела о потерянном.

На этом пути я встретила и потеряла тебя. И эта потеря — совсем иного рода. Мы шли вместе, пусть и недолго, и ты покорил меня своей легкостью и силой, своей беспечностью и мудростью. Казалось, никто на свете не может так беспечно не задумываться о будущем, так смело бросаться в авантюры — и не быть наказанным богами за наглость. Ты — мог. Ты Бог ремесел и путешествий...

Теперь я снова одна. Дорога передо мной та же, едва ли я буду ее менять. Но тебя, неутомимого, веселого генератора идей и верного помощника в любых моих безумствах, рядом не будет. Возможно, я встречу кого-то на своей дороге дальше; может быть и нет.

Я растеряно стою в тени одного из деревьев, и дорога убегает в золотистые холмы, летняя, теплая, беззаботная, как и прежде.

Наотмашь

Уходя, ты забираешь из меня кости.

Как только за тобой закрывается дверь — машины, лифта, подземного перехода — я оседаю на пол мягким соломенным мешком, там, где стояла минуту назад, непринужденно взмахнув тебе рукой на прощание. Никаких сил, желаний, чувств, мыслей, памяти. Абсолютное отсутствие мотивации — не жить даже, просто приподнять голову с жесткого ледяного пола. Полчаса, час. Было бы так здорово не вставать вообще. У меня все так хорошо; я так горжусь тем, что могу быть чертовски эффективной, даже глядя на мир из черного колодца. Я строю невероятно красивый дом. Я общаюсь и улыбаюсь, я дышу каждый день — это дьявольское достижение.

А потом приходишь ты. Вконтакт. И шлешь мне картинку, где рука пытается удержать призрачную, ускользающую руку.

Каждый раз, после того, как ты размахиваешься и бьешь меня под дых ногой, я нахожу в себе силы подняться — чтобы ты мог проделать это еще раз.

Это правда доставляет тебе такое удовольствие?

Отчаяние

Ток-ток-ток. Ночь, фонари, легкий дождь. Я дойду. Дойду.

Мы достали коробки из жуткой квартиры на павелецкой (Мих сказал, что давно не бывал в настолько неприятных местах) и оттащили их на одиннадцатый этаж Алтуфьево. Утром выкрасили половину комнаты. Днем — переезд. Вечером — электрика. Ночью будет книга, надо только дойти.

Три дня. Книга. Переезд. Вождение. Ремонт. Я смогу. Я справлюсь.

Гриб написал: "надеюсь, ко вторнику ты закончишь, СОВСЕМ". Да. Я все сделаю. Пожалуйста, только не дави на меня. Я на краю, на грани; я сама себя поставила на это положение; я сама нагромоздила себе дел, которые нужно разобрать немедленно, прямо сейчас. Я думала, что так будет проще не замечать тоску, но она никуда не уходит, она глодает меня изнутри. Сегодня, оглядывая руины с десятком начатых и незавершенных дел, я бы испытала настоящее отчаяние, если бы у меня остались на него силы. Я одна, ОДНА, опять. И никакие временные напарники не помогают, и не в кого уткнуться и отдохнуть, хотя бы на пару минут ощутить, что не нужно ничего делать, не нужно решать десятки задач и воодушевлять всех.

Но сил на отчаяние нет. А значит — топ-топ-топ. Ты дойдешь. Закончишь книгу. И наутро поедешь работать.

Топ-топ-топ...

Переезд - завтра

Бежать, бежать, бежать, бежать. Только не останавливаться, не задумываться, не вспоминать. Падать в подушку к ночи; скидывать одеяло поутру — с моей верхней полки через незашторенное, голое окно виден рассвет над Москвой с одиннадцатого этажа, это невероятно красиво. Смеяться с друзьями, дергать ниточки, помнить обо всех делах и придумывать себе каждый день еще тысячу. Врешь. Не возьмешь.

Тело, кажется, отключило все эмоции железным занавесом. Голод я ощущаю, как аналитический сигнал: прошло больше четырех часов, пополните запас углеводов. Нет ни малейшей разницы, что есть; нет никакого дела до того, сколько я съедаю. Неуверенно беру средние порции — кажется, этого должно хватить? В магазине, когда Нойз выбирает себе деликатесы на вечер, брожу с апатией — даже за чужой счет, в подарок, не могу придумать, что бы такого пожелать. Вот это новость.

Это так чудовищно удивительно, что ты считаешь, будто выбор можно отложить. "Давай попробуем пожить вместе" — то есть, немного, не всерьез, и если надоест, всегда можно разойтись. "Давай попробуем пожить отдельно" — а если увидим, что так хуже, сойдемся обратно. Ты прыгаешь, пытаясь все еще удержать ногу на том берегу. Ты никак не можешь поверить, что дорога всегда идет вперед. И если ты выбрал — налево, а на следующем перекрестке — направо, то это вовсе не та же дорога, что направо изначально. Ничего нельзя вернуть. Ничего нельзя "откатить".

Но всегда можно начать еще раз.

Бог есть любовь

Вопрос о том, существует ли любовь, сродни тому, есть ли на свете Бог. Тот, кто считает себя просвещенным, современным человеком не может всерьез утверждать, что наверху сидит старик, который низвергнул нас за то, что мы вкусили плода познания, а после послал к нам сына, чтобы мы убили его и ели его плоть каждое воскресенье, приходя к причастию. Однако ни один человек, претендующий на духовность, не посмеет быть атеистом. История полна парадоксов — ученые, державшие в руках человеческое сердце (и убедительно доказывающие, что в теле нет места субстанции по имени "душа"), чаще других оказываются истинно верующими.

Говорить о любви, как о волшебном даре, который или есть, или нет, так же нелепо, как биться головой о храмовые плиты, вымаливая дождя на свои посевы. Любовь существует, и она прекрасна. Но не надо думать, будто она решит за тебя все проблемы.

Проблески выздоровления

Средство от любви целителя Авиценны чрезвычайно просто: позвать злоязыких бабок и очернять предмет любви перед пораженным. Особенно удобно, когда предмет еще и помогает, делая неприятные вещи прямо перед изумленными глазами пострадавшего. Вот например, насколько лучше мне стало, стоило Костику уехать ровно на тот период, когда мне нужна его помощь. Назвала про себя сволочью и занялась своими делами.

Но уже немного раздражает, с какой готовностью люди привыкают к чудесам. Переезд за три дня, ремонт за два — и теперь, когда мне надо подождать пару дней для следующего рывка, чтобы собраться с силами, это уже "чрезвычайно печально". Ребята, где вы вообще видели такие скорости?!

Давно замечала, что ярость с конкретной точкой приложения — самая продуктивная часть моего арсенала эмоций.

И как же замечательно иметь короткую память! Еще немного, и, кажется, я смогу по-настоящему погрузиться в работу. Главное, чтобы она не иссякала — иначе бессонница со всеми вытекающими последствиями обеспечена.

Отдых?

Я бы очень хотела постареть прямо сейчас.

Стать румяной, дородной теткой, со слегка увядшей улыбкой, с рутинной, налаженной жизнью. Со взрослыми, уже не тревожащими детьми, с известностью, с богатым, ярким прошлым, которое интересно и не больно вспоминать. С разлуками, встречами, удивительными совпадениями, книгами и путешествиями, чудовищными падениями и невероятными прозрениями. Теткой, прожившей длиннющую жизнь, наполненную всеми эмоциями, которые только могут выпасть на долю человека.

Кажется, я правда устала жить посреди постоянного смерча, в котором картинки сменяются в течение дня, одна другой напряженнее. Мне нужен отдых, отдых — но где его взять?

Очень смешной постик

Утро, книга. На столе привычный стакан воды. Теперь везде, где я нахожусь подолгу, я ставлю воду — единственное, что беспрепятственно могу принимать внутрь. От недельной голодовки слегка шатает, но никаких неприятных ощущений нет. Тело просто решило, что есть ему больше не нужно. Лучше бы меня спросило!

Вчера ночью вдруг захотела аскорбинки и запаниковала. Тошнота, отсутствие аппетита, странные пристрастия — я ломанулась в ночную аптеку. Запрос "Тест на беременность, пожалуйста... и аскорбинки!" в два часа должен был ужасно порадовать фармаколога.

Я шла домой, болтала с Нойзом о какой-то ерунде, а сама просчитывала вилку: Тайланд? Вьетнам? Индия? На карточке есть три сотни. Если аккуратно, то насколько хватит? Смогу ли я с ребенком обращаться правильно? И осознала, что две полоски станут могильным холмиком нашего общения. Я не смогу с тобой даже разговаривать. Ребенок, пожалуй, единственное, что на самом деле поставило бы крест на моей мечте быть с тобой. Я бы никогда не смирилась с тем, что ты пришел ко мне из чувства долга.

Конечно, ничего, все нормально. Я просто истеричка, которая не может есть, никакого ребенка.

Жилое

К вечеру полнокровного, длинного дня меня выключает. Днем все обычно, нормально, привычно — разве что есть я так и не научилась. Смешно, вот, оказывается, как становятся вегетарианцами. Перехватываю фрукты — от них не тошнит. Остальное вызывает омерзение. Пара ложек любого блюда — и я больше не могу.

А к ночи в какой-то момент вдруг перехватывает горло. В этот момент больше всего хочется сползти по стенке, прислонить лоб к коленям, укрыться плечом — и ничего не делать. Не двигаться, не шевелиться, не дышать. Стать холодной черной водой, которая медленно впитывается в зеленый мох. Которой не нужно никуда идти, формулировать свои мысли и отвечать что-то людям...

Мне просто нужен угол, чтобы отлежаться. Чтобы можно было молчать. Я мечтаю сдать книгу и зарыться в свой уютный ковер — а вместо этого обиваю пороги друзей с просьбой приютить, а потом гоняю чаи и веду светские беседы на кухнях. Для того, чтобы уехать, нужен повод. Повод и место. Боженька, дай знак, а?

Обо мне внезапно. Спасибо.

"В ходе ночных промоканий внезапно обнаружил, почему ты вызываешь странное чувство непохожести на совершенно всех других людей, которых я встречал прежде, хоть и разномастных странных личностей хватало с избытком. Хочу поделиться.

Я видел в жизни достаточное количество людей, с которыми легко. Что общаться, что вести дела, да и даже просто молчать рядом. Но человека, который своим незримым присутствием может сделать лёгким другого — встречаю впервые. Я что в первый раз с тобой общался, что все остальные — каждый раз наблюдаю удивительный эффект. Стоит перемолвиться с тобой парой слов и самому становится удивительно легко. Не знаю, как ты это делаешь, но это прекрасно."

Слова

Знаешь, а я ведь поймала себя на том, что говорю точно как Ксю. "Блядь, отвали! Нет, сначала принеси!"

Хочется показать, что я могу так говорить и не испытывать боли (потому что на самом деле рвутся слова "пожалуйста, обними меня"). Хочется причинить тебе боль. Заставить поверить, что роли поменялись, и я уже могу быть легкой и делать что захочу, а ты смиришься с любым обращением (потому что на самом деле все наоборот). Хочется хотя бы чуть-чуть компенсировать себе ту боль, с которой я мирюсь все это время.

И человек, который поглядит со стороны, скажет: как она его мучает! Как гоняет! Какими словами обзывает! Смешно.

Последний день на Щелковской

Никогда не любила эту квартиру. В тот первый день, зимой, когда я сюда приехала; тот Новый год — истеричный, надрывный, где у каждого были свои мысли и свои тайны, и каждый из десяти человек поднимал бокал за что-то свое... Это было похоже на вечер перед убийством из детективного романа, а не на праздник; напряжение нарастало и вылилось в наш отъезд в Аргентину, в которой все стало еще сложнее... Потом ты жил тут с Соловушкой. Потом приехала я...

Первый этаж, из окна видно заплеванный асфальт перед скамейками. Душно, почти всегда чудовищно душно... Может, дело не в воздухе?

Эта квартира похожа на тебя. Словно слепок с души. Половина — модно, очень дорого отремонтированная богатым, циничным братом. Запертая неприкосновенная коллекция дорогущего алкоголя в шкафу, десятки, сотни бутылок. Дорогой хамон в холодильнике и специальная машинка для того, чтобы его нарезать. Шкафчики с доводчиками, мягко опускающими крышки. Стол со стеклянной столешницей... В другой половине — добрые старые бабушкины вещи, которые нельзя выбросить. Пианино. Кукла, заклееная скотчем. Балконная дверь с обломанными ручками, крашенная сорок раз белой краской. Конечно, ковер. Кровать из Икеи, но выглядит так, будто тоже старая.

И картина, которую написала Соловей. Жуткая фиолетовая дыра с разводами, хищная мандала. Она стоит, занавешанная тряпкой; каждый раз, натыкаясь на нее, я вздрагивала. Ее нельзя трогать.

В твоей душе мне тоже ничего нельзя трогать. Там есть какие-то области хлама, есть что-то прозрачное, расчетливое и циничное; есть Соловей. Эти пласты невозможно объединить в цельную личность, потому что нельзя предсказать, в какой именно части ты сейчас находишься. В новой? В старой? Как вести себя?

Через три часа я уеду. И видит Бог, я надеюсь СЮДА никогда не возвращаться.

Вечер.

Я ненавижу тебя, Костик, и с радостью бы убила, если бы сумела придумать, как жить без тебя.

Тебе, Парус.

Знаешь, это глупость, конечно, но мне всегда было приятно, что ты читаешь меня. Смотришь мои посты и мою переписку, пролистываешь мою ленту. У тебя есть эта привычка - узнавать из первых уст то, про что не говорят. Читать между строк. Ты редко говоришь об этом, и я даже не всегда понимаю, испытываешь ли ты какие-то эмоции по поводу того, что читаешь.

Давай, если у тебя возникнет желание залезть в мой вк и набрать "ты как?" - а потом пропасть из сети до моего ответа, ты зайдешь сюда. Адрес-то простой. А я буду оставлять время от времени тут короткие письма для тебя про себя.

Сегодня ты уехал в Крым, а я осталась собираться. Мне действительно было тяжело при тебе. Последние три дня меня постоянно тошнит и ничего не хочется есть — я бы заподозрила беременность (что было бы чертовски мелодраматично), если бы тошнота не сопровождалась месячными.

От каждой второй твоей фразы, движения, взгляда меня прошибало — Господи, какой ты... нужный мне, постоянно, каждую минуту, всегда; я хотела бы с самого детства прожить до самой старости с тобой, и не один раз. Я начинала скучать по тебе каждый раз, когда ты выходил на минуту из комнаты; когда отводил от меня глаза, утыкаясь в айпад; когда замолкал, отвлекшись на телефонный разговор. За полгода я научилась прятать это чувство постоянной-тебя-недостачи. Ты не дал мне шанса исправить ту ошибку, с которой начались наши отношения. По-настоящему мы так и не попробовали жить вместе, тебя все время давило — чувство обязательности, вины, сомнения... Я два года надеялась, что смогу сама изменить что-то, без твоей помощи. Что если я прыгну выше головы, оденусь как-то иначе, буду иначе говорить, двигаться, пахнуть; если я стану сильнее (или научусь быть слабой), или достигну чего-то — твое сердце не сможет не согласиться с разумом. Всеми достижениями последнего года &mdahs; а он был пока самым продуктивным в моей жизни — я обязана тебе. Ты был не Парусом для меня, а Маяком. Надеждой на пристань, свет которой дает силы идти через любой шторм, неделями, уперто и неудержимо.

Я писала подбадривающему меня Гошке: ты же знаешь, я, заходя в тупик, скорее склонна пробивать стены головой, чем смиряться. Такой меня тоже сделал ты. Как жаль, что далеко не все вещи в жизни решаются благодаря силе и настойчивости.

Я собираю вещи и машинально думаю, что получается так аккуратно — тебе бы понравилось, как идеально входят предметы в коробку, как они аккуратно рассортированы. Ты многому научил меня.

Ты, конечно, дурак. Я, наверное, никогда не перестану так думать, даже если встречу какую-то иную судьбу. Однако ночью перед отъездом мне пришла в голову простая мысль: если без меня ты не будешь ощущать неправильность своей жизни, значит, твое решение было верным. Я не буду ждать тебя. Я показала тебе всю себя. Со всех сторон, с которых могла. Больше мне нечем хвастаться перед тобой и нечем тебя напугать. Если ты вдруг в какой-то момент поймешь, что ты разобрался в себе, и что хочешь действительно открыться мне — приходи завоевывать меня обратно.

Я не стану грозить тебе полной изоляцией. Нет, я буду пользоваться тобой, нагло, беспринципно. До сих пор не могу объяснить, почему тебе нравится такое обращение, но ты же знаешь — я люблю делать людям приятное.

Мне было правда тяжело в последние дни, но ты уехал — и я чувствую новую волну. Я уеду, и построю очередную Нору, и буду жить в ней так, как считаю нужным. Развивать себя, рваться к новому, писать книги, медитировать, учиться рисовать и стучать на дарбуке.

Ищи себя, пожалуйста. Помни, что ты Бог и не становись скотом, даже если вокруг мягкие уютные девочки. Я тебя люблю.