Снег мелкий, легкий, приятный. Даже если вдохнуть его и закашляться, все равно хорошо. Такая короткая зима в этом году получилась. Я вернусь, когда уже почки появятся.
Почему я каждый раз уезжаю на пике этого чувства заброшенности, одиночества, сирости — несмотря на все попойки, предваряющие поездку? Мысль о том, что я оторвусь от всех, кто сейчас дышит, спит, ест, трахается, восторгается снегом и ругает погоду в этом городе, все нестерпимей. Скоро придется прерывать ее решительным отлетом. Уже недолго. Ненавижу эти последние дни.
Смешно. Покупка антикварного стола — шаг к Костику. Успех моей барахолки — шаг к Костику. Разбор еще трех-четырех дач, ремонты, уборки — в том же направлении. Я иду, иду, иду к нему — и чем дальше ухожу по этой дороге, тем меньше я воспринимаюсь, как девушка. Свой брат-напарник, коллега, сотоварищ... "Себе подобных не ебем". А вот если я буду долбить другую нишу, уйду в утонченную богемную тусовку, восторгающуюся моей книгой; вычищу грязь из-под ногтей, буду вечерами не драить старые тазы жироудалителем "Шуманит", который при попадании на кожу вызывает легкие, но непроходящие ожоги, а, допустим, музицировать с кем-нибудь из друзей в легком стиле... Тогда я больше буду подходить тебе? Бред. И впрямь пора ехать.
Почему-то к песьему дьяволу поменялся вкус. Полюбила вино, вареные "в мешочек" яйца и полусырое мясо. Начисто разлюбила чай с молоком и сладости — одномоментно, как отрезало. Приучилась есть "по-нормальному" раз в два дня, остальное время перебиваясь случайно оставшимися сухими и холодными мелочами. Черный хлеб стал почти необходимостью, а шоколад равнодушно болтается уже больше месяца по шкафам. Время от времени его крадет Гриб, прямо из моей комнаты. Потом, извиняясь, приносит новую плитку. Я уже не живу тут, и давно.
