Цель: выучиться лжи

Все-таки это чудовищно, что я не умею врать. Даже в мелочах. Даже ради чьего-то блага. Даже ради своей выгоды.

Мне надо было всего лишь сказать, что я ненавижу тебя. Даже не на словах, в переписке. Такая мелочь. Но я ведь не умею держать язык за зубами.

А ты? Что ты хотел, спрашивая меня "разлюбила ли я"? Просто убеждаешься, что игрушка еще не сломалась, и можно снова подергать за веревочку? Надеешься на другой ответ и облегчение, которое последует за ним?

Наши друзья заботятся о нас, и одинаково истово убеждают — тебя не глупить и прийти ко мне; меня не глупить и забыть о тебе.

И мы оба их, как всегда, не слушаем.

Алкоголические записки

У меня в бокале сок с вином, 1:3; это уже пятый бокал, и подходить к распахнутому окну, за которым бушует гроза, немного жутковато. Грозное ледяное небо угрожающе качается, если вглядываться в него пристально, да и земля будто стремится навстречу. У Эля потрясающая квартира, каждый раз с наслаждением впитываю весь этот ветер и воздух до горизонта...

Вино шумит и мешается в голове в возвышенным "Кэнсином", вызывая острое чувство тоски. Я смотрю на людей, мелькающих на узких, таких далеких дорожках внизу и чувствую себя ужасно... мелкой. Кэнсин учит делать широкие мазки, работать легко и умирать с честью; кажется, после этого фильма невозможно лгать несколько недель, не меньше. Во всяком случае, я не могу.

Я легко касаюсь щеки Тимура на прощание — мы оба длим это мгновение чуть-чуть дольше приличного, и оба знаем это. И я порой думаю: сколько бы ты мог дать мне, наверное, если бы только, если бы...

Если бы я не была выродком. Если бы я не знала гадких тайн человеческой психологии и не разглядывала их с таким циничным отвращением. Если бы я не была так небрезглива и так любопытна к странному. Если бы я не вырезала по собственному телу и не тушила в чужой коже окурки. Я смотрю на это смелое, открытое лицо и думаю — о скольких вещах я никогда, никогда, никогда не смогу с тобой поговорить, о какой части моей жизни никогда не смогу рассказать — о трети? О половине? Сколько мне придется скрывать из того, что будет происходить параллельно с нашим "романом"? Если бы ты не был таким хорошим, я могла бы врать... Но я не смогу. Не захочу. А если расскажу? Все будет, как с Костиком. Убить влюбленность так легко, пока она еще не осознала себя.

Как тебе удается не думать об этом? Брать девочек совершенно другого покроя и не бояться испачкать их, подтолкнуть к своему пути? Как ты умудряешься не замечать этой ответственности? Или ты... так хорошо лжешь? И умеешь лгать даже самым близким — также хорошо, как ты лжешь себе? Дьявол. Тимуру почти тридцать, а я не могу позволить себе запятнать его душу. Мне надо меньше думать за других, кажется...

Окей. Я научилась не отсылать такие письма, написанные нетрезвой рукой на обрывке подвернувшейся бумаги. Небольшое, но все-таки достиженьеце.

Скоро я начну бояться думать, интересно?

Каждая случайно-шальная мысль — словно подписанные и заверенные печатями обязательства. Подумать про поездку, про шрам, про уборку или ремонт в чьей-то квартире — будто пообещать себе, причем так, что отказаться уже нельзя. Передумываю я редко. Любое начатое действие должно быть доведено до конца — а начало у любого действия в мыслях. Раз подумал — уже начал; раз начал — доделывай.

Интересно, насколько быстро я доведу эту концепцию до абсурда.

Утренняя лента

"Мы с тобой молодцы, сделали всё, что могли. Осталось ещё сделать всё, чего мы не можем, и тогда успех гарантирован."

Птица, от рождения правая

Мой друг скарификатор рисует на людях шрамами, обучает их мастерству добровольной боли. Просит уважать ее суть, доверяться, не быть упрямыми, не топить ее в шутке, в панике, в алкоголе. Он преподаёт ее как науку, язык и таинство, он знаком со всеми ее законами и чертами. И кровавые раны под его пальцами заплетаются дивными узорами, знаками и цветами.

Я живу при ашраме, я учусь миру, трезвости, монотонности, пресности, дисциплине. Ум воспитывать нужно ровно, как и надрез вести вдоль по трепетной и нагой человечьей глине. Я хочу уметь принимать свою боль без ужаса, наблюдать ее как один из процессов в теле. Я надеюсь, что мне однажды достанет мужества отказать ей в ее огромности, власти, цели.

Потому что болью налито всё, и довольно страшною - из нее не свить ни стишка, ни бегства, ни куклы вуду; сколько ни иду, никак ее не откашляю, сколько ни реву, никак ее не избуду. Кроме боли, нет никакого иного опыта, ею задано все, она требует подчиниться. И поэтому я встаю на заре без ропота, я служу и молюсь, я прилежная ученица.

Вырежи на мне птицу, серебряного пера, от рожденья правую, не боящуюся ни шторма, ни голода, ни обвала. Вырежи и залей самой жгучей своей растравою, чтоб поглубже въедалась, помедленней заживала. Пусть она будет, Господи, мне наградою, пусть в ней вечно таится искомая мною сила. Пусть бы из холодного ада, куда я падаю, за минуту до мрака она меня выносила.

Если коснуться крыльев щекой, ощущаешь, насколько глубоки порезы. Под ними кожа тонкая, теплая — по сути, и не кожа еще, так, пленочка. Прикасаться губами к нежным полоскам неожиданно приятно, и от каждого поцелуя слегка саднит. Я нашла себе долгоиграющую игрушку. Кажется, и впрямь выберусь.

Разговорчики в строю.

Вот и настал тот миг, когда человек, на 10 лет меня младше, говорит мне здравые вещи, которые хочется записывать и перечитывать. Не потому, что я этого не вижу сама, а потому что сказано хорошо и точно.

И, прости, я упорно не понимаю, как от него можно рожать. Он же сам ребенок. Его склонность к юным девам как бы недвусмысленно подтверждает. У него масса психологических проблем — инфантильность его, депрессии, неблагодарность (отвратительное качество для семейной жизни, Рыж, да и для дружбы), и это все будет отражаться на ребенке. еще как. Тебе ребенка не жалко? Возможно, вбухивание кучи ресурсов в Костика — реально очень плохая инвестиция. Для Костика причем. Вот это его про три месяца пустоты и три часа полноты с Ритой (да, я, кажется, твой самый верный читатель) — ну я вот не чувствую офигенного счастья, потому что у меня есть левая нога, например. Если ее оттяпать, почувствую нехватку.

Словами этого не объяснить человеку, у которого в голове эта фигня. Можно только оттяпать Рыжа, и тогда либо он почувствует, что вот тут-то пусто, либо не почувствует — значит, настолько клиника, что бежать, роняя тапки.

Нельзя переделывать людей. люди сами меняются, через обстоятельства. причем не через приятные. Ты растешь через свое страдание. а ему не даешь.

И вот последняя фраза да, свежа и впечатляюща. Ладно, придем к идее, что все люди нашего поля растут через страдание, и не надо пытаться амортизировать.

Окей, гугл. Попробуем.

Икея

Наконец-то дом выглядит так, как надо. Переезд — недалеко, всего-то пара метров, не слева, а справа от входа; теперь у Ринги высокий потолок, а мне эти несколько сантиметров над головой не играют такой роли.

Икея, символ боли. Обыватели ходят сюда счастливыми парами, подбирать ковры к подушкам и рамочки к фото с любимыми. Подобные мне — чтобы собрать в очередной коробке, пустой и холодной, подобие сносного жилья. Берешь с кривой ухмылкой, не глядя, снова — те же шторы (надо же, подорожали), тот же светильник, привычные ножи. Еще пара тысяч, и в новом месте возникнет привычное, уютное гнездо. Нет ничего невосполнимого — немного денег, и одинокие ночи перестанут пугать, и думая мысленно про возвращение "домой", ты перестаешь брать это коварное слово в иронические, горько ухмыляющиеся кавычки. Да, я так люблю икею за это чувство дома-везде-где-я-сейчас; замечаешь знакомые предметы в хостелах и кафе, в чужих домах... И как я ненавижу икею за это острое, до перехваченного дыхания, ощущение своей бездомности, ненужности, чуждости...

Зато меня есть столетний стол. И кусок чужого, выкраденного в икее уюта. И вермут, и благовония. И я доживу до утра, и буду жить дальше. Дальше.

Ощущение не-исключительности собственной боли приходит с опытом; ты не можешь так же искренне выть и кататься, когда понимаешь, что это пройдет. И закончится даже не эпатажной смертью от страданий, а вполне счастливенькой жизнью. Уйдет чувство безысходности, остынет боль, вернутся чувства — все, в том числе способность испытывать искреннюю радость, а не ее показную версию.

Единственное, что не уходит, а лишь укрепляется с опытом — чувство какой-то обреченности, созданности-не-для-счастья. Для чего — Бг ведает, но ведь почему-то обрывает он каждый раз линию, способную завести меня в комфорт.

Значит, любит.

"Влюбись в меня, если осмелишься".

«Чертова Софи! Игра сходу возобновилась. Счастье в чистом виде. Грубое, природное, вулканическое. Это было лучше всего. Лучше наркотиков, лучше героина. Лучше, чем допинг, кокс, крэк, дурь, гашиш, марихуана, конопля, кислота, ЛСД и экстази. Лучше, чем секс, фелляция, групповуха, мастурбация, тантризм, камасутра, "тайская тележка". Лучше, чем арахисовое масло, бананово-молочный коктейль. Лучше, чем трилогия Джорджа Лукаса. Лучше, чем все "Маппет-шоу", чем конец 2001 года. Лучше, чем виляющие бедрами Мэрилин, Лара Крофт, Найоми Кэмпбелл, и лучше, чем родинка Синди Кроуфорд. Лучше, чем соло Хэндрикса, чем шаги Нила Армстронга по Луне, чем хоровод вокруг елки, чем состояние Билла Гейтса. Лучше, чем все трансы Далай Ламы, чем все уколы тестостерона Шварценеггера и коллагеновые губы Памелы Андерсон. Лучше, чем Вудсток и оргазмические рейвы. Лучше глюков де Сада, Рембо, Моррисона и Кастанеды. Лучше, чем свобода. Лучше, чем жизнь!»

В конце концов, все, что мы делаем — это играем в игру "кто сильнее". Я не проиграю тебе, потому что ты при всей своей охуенности — трус, неспособный принимать решения.

Сегодня в ленте

"Ангельское терпение требует дьявольской силы".

Костик: Найди пожалуйста время и силы со мной поговорить.
Рыж: О чем?
Костик: О происходящем, о нас, о поездке. Я действительно думаю о том, о чем ты посоветовала мне подумать.
Рыж: Прекрасно. Поэтому я стараюсь тебе не мешать.
Костик: Спасибо тебе за это, но я не хочу, чтобы мы в процессе наломали дров. Давай попробуем придумать формат взаимодействия, который позволит при этом двигаться вперед.
Рыж: Я уже его придумала и придерживаюсь.
Костик: Он называется, игнорировать меня, сбегать от меня и не строить планов совместно со мной?
Рыж: Да. Прекрасный план. Я занимаюсь своими делами. Я старательно не думаю о том, что происходит у тебя, у вас, у нас и вообще в этой сфере. Поэтому вы все живы, здоровы, стены лофта целы, мои кулаки и нервы — тоже.
Костик: Ну в целом, наверное, ты права.
Рыж: Если тебе что-то нужно — напиши мне или спроси меня. Я отвечаю, если мог заметить. Информацию о лофте, его жителях и происходящем ты можешь получить от меня в любой момент. Не надо ходить за мной и ловить в коридорах. Не надо ни под какими предлогами лазить в мою комнату. Не надо разговаривать со мной, если тебе нечего сказать по работе.

Двигаться вперед, Карл!

Хей, Рыж, я хочу поговорить с тобой. Давай я расскажу тебе еще раз, что ты ничуть не важнее девочки, с которой я знаком пару часов; напротив — любая такая девочка для меня священна, тогда как ты всегда рядом, а потому просто не наломай дров, Рыж, пока я развлекаюсь. Не обижайся, не игнорируй меня; работай со мной, работай на меня, работай за меня — в то время, когда я с выключенным телефоном в лесу наслаждаюсь своей возлюбленной, нашими милыми играми и дорогими мне объятьями. Нет, не "сцепи зубы и работай" — давай ты порадуешься за меня, давай ты будешь по-прежнему веселой и довольной; ведь так много зависит от этого. Мне нужна эта поездка, мне нужна твоя работа, мне нужна ты — поэтому прыгай в огонь, мартышка; смотри, я даю тебе надежду, и ты снова и снова готова на всё ради меня.

От бессонной ночи любой узор перед глазами начинает шевелиться. Ярость на голодный желудок вредна — я исчерпала на эту вспышку последние свои силы, кажется, и снова впала в серую бессмыслицу, без боли и без радости.

Знаешь, мне больше не кажется, что я смогу тебя простить.

Как бы я ни любила тебя. Именно потому, что я так люблю тебя. Ты считаешь, что не сделал ничего необратимого, что все просто стоит на паузе, и может возобновиться в любой момент, как только тебе наскучит новая игрушка. Знаешь, я столько раз отдавала тебе всю себя, всю свою жизнь, что во мне, кажется, ничего больше не осталось.

Данность

Каждый готов на самосожжение, если уверен, что в последний миг спасется. Каждый готов висеть на кресте, если взамен обещана жизнь вечная. Быть неверующим и поступать так, будто искренне веришь — вот в чем величие, мне не доступное. Я готова страдать, долго и серьезно, но только когда результат гарантирован.

Так что хорошо, что у меня сейчас нет другого выбора — банально негде жить бесплатно, утопая в долгах, как я делаю сейчас. Поэтому я буду продолжать спать и работать в том месте, где ты ложишься в обнимку со своей новой леди, и буду смотреть на то, как вы общаетесь, и искать в себе силы принимать это, как некую данность.

Потом я уеду и испытаю такой взрыв облегчения, что волной накроет несколько бедных индонезийских островов.

Чертова птичка стоит 8 000р. Блин, даже тут деньги. А не пойти ли к мяснику подешевле?

Настоящее

Бросить — не бросить, лапша — не лапша. Тебя слишком занимает что было и то, что будет. Мудрецы говорят: прошедшее забыто, грядущее закрыто, настоящее даровано. Поэтому его и зовут настоящим!

Окей. Попробуем. Поживем настоящим. Никаких планов. Никаких Больших Мечт, кроме тех, что можно реализовать сегодня же. Больше работы. Еще больше работы.

Птица

Напоследок, уже у самого дома, все-таки совершила красивый пируэт с разворотом на 360, и, конечно, грохнулась. Не слишком неудачно, в пределах нормы — немного ободранная ладонь, немного ушибленное бедро.

Каждый раз, когда я ловлю себя на мысли о тебе — я усилием разума перевожу сознание на что-нибудь другое. Более продуктивное, более нужное. Нет смысла растравлять свои раны, заниматься этой бесконечной (и такой сладостной!) суходрочкой. Все сложится так, как сложится, а пока мне надо жить и решать совершенно другие проблемы — да, сейчас я никак не могу повлиять на то, что происходит, значит, и думать об этом незачем. Я берегу себя, берегу сохранность своих нервов и учусь жить в реальности, где тебя просто нет.

Но когда я одна, на ночной улице, под грозовым, мрачным небом сижу на шершавом асфальте и сблизываю кровь со слегка саднящей руки — я улыбаюсь, зажмуриваясь от удовольствия, и разрешаю себе сказать это вслух.

Я люблю тебя. Очень люблю тебя. И черпаю силы в этой любви.

Ну вот и пришло время вырезать Птицу, от рождения правую.

Жизнь -- большая штука.

Пару дней назад Сова с облегчением бросил Настю — в неприятном телефонном разговоре фигурировало "мне нужны мои деньги, и желательно до пятницы". Идиллия продлилась примерно полторы недели от начала активной фазы.

А сегодня Ваф, парень, от которого Настя упорхнула к неверному Сове, набил Сове морду. Прямо в коридоре лофта. "В гости" к нам проник с Камиллой, общей знакомой, которая попросилась занести вещи. Если не брать в расчет гопническую форму, в которую это все облеклось, содержание выглядит омерзительно.

Вокруг столько возможностей делать реально что-то большое, крупное, важное. Но люди циклятся на невероятных мелочах, на каких-то крошечных местячковых обидах, тратят впустую силы и время.

Время, время... Где бы его взять... И побольше?

Костик вернулся, ослепительно-счастливый, вдвоем с Ритой. Всю неделю без телефона, на любимых маневрах — я могу его понять, он в эйфории любви и свободы. Прямо неловко влезать со своей работой в его нетронутое разумом счастье.

Очень бы хотелось, чтобы вежливого игнора хватило на эти пару месяцев до Индонезии. Переезжать сейчас мне некуда. Проклятые деньги.

Надо найти себе побольше работы. Возможно, какая-то из нее будет с заработком. В любом случае, вся она — гораздо осмысленнее, чем трата сил впустую.

Живое-неживое.

Семьи, семьи, семьи... Пары без детей и с детьми, lovestory, свадьбы и рождения... Словно мир сговорился показывать мне ту сторону себя, которая мне недоступна. Людей, которые живут без ежедневного страха потерять близкого, без ежедневной паники проснуться утром ненужным. Живут смело, не нащупывая каждый шаг, словно слепец на минном поле.

Чем больше тебе от меня нужно — работы, структуризации, психологической помощи — тем мягче и добрее ты становишься. Находишь добрые слова и не забываешь похвалить, гладишь, говоришь "иди сюда, поцелую". Я виновата в том, что стала для тебя инструментом. Не живым человеком, а просто универсальной отмычкой, подходящей к любой задаче. Надо лишь правильно лизнуть, и она будет работать. Какому идиоту придет в голову заботиться о стамеске? Любить рубанок? От отчаяния и одиночества — может быть, но не в сравнении с настоящими девушками.

Домики

Не могу избавиться от ощущения подмены приоритетов. Любовь не уникальна. Она вторична. Ее так много в этом мире, так просто вызвать в себе, так легко найти в другом. Это ресурс, который есть всегда. Выбирать человека по ощущению влюбленности в него, это примерно как выбрать дом, потому что вокруг него есть кислород. Не спорю, без него было бы не так удобно. Но ведь эта характеристика применима к огромному количеству разных домов, и все они различны между собой — поэтому для того, чтобы выбрать, а не ткнуть пальцем в небо, нужно сравнивать их по какому-то иному критерию.

Как же я хочу стать старой, глухой и слепой. Ну пожалуйста.

Зарисовка из чужого мира

Сова метался кругами. Попросил телефон, позвонил друзьям, знакомым и недругам — Настя должна была встретиться с ним и исчезла, выключив телефон. Сделал чай, забыл про него, начал говорить со мной, на середине диалога вскинул трубку и начал кому-то звонить. Говорил "Я понимаю, что это обычное распиздяйство, но не могу перестать нервничать". Спустя полчаса вдруг молча ринулся к двери, сшиб ногой стул, упал на промокшую Настю, зарылся в волосы: "Я поднял на уши всех, кого смог"

. Еще пара лет безразличия и цинизма, и я буду считать, что такое дурацкое проявление заботы, способность вот так на ровном месте распереживаться, потому что ты не берешь трубку — важнее и ценнее, чем все достижения в жизни.

Самое смешное, что ты на это способен. И даже любишь. Но я не цепляю — и не даю поводов. Где-то тут причина и следствие.

Рак сердца

"Чтобы найти такого человека, нужны две вещи. Во-первых, нужно везение, чтобы встретиться с ним (или с ней). Во-вторых, нужно, чтобы у нас хватило ума понять важность того, что мы наблюдаем". «Мозг и душа: как нервная деятельность формирует наш внутренний мир», Крис Фрит И нужно еще третье. Нужно, чтобы мозг принял волевое решение, а сердце согласилось с ним.

"Ты очень крутая, ты, возможно, круче всех, кого я когда-либо знал. Но вот тут... пусто. И эти три месяца были неплохими, но я уже ощущал, что меня накрывает... Я не знаю, как это работает, но вот с тобой три месяца были пустыми, неправильными... а с ней три часа — и я полон. Все дело в сердце..."

И вот тут вы думаете, что сейчас всплывет проклятая Соловушка. Ан нет.

Просто 17-летних воздушных созданий много.

Подобное ощущение, наверное, бывает, когда смертельная болезнь оказывается хронической. Выбор стоит не между "умереть или выжить", а "умереть или каждый день бороться". Никогда не будет больше никакой "нормальной жизни". "Нормальная жизнь" теперь состоит из тщательно выверенных действий, а за каждое неправильное — смерть. То есть максимально неприятное обнуление всех достижений. Единственное, что можно сделать — радоваться тому, что вот и сегодня мы не умерли. И вот сегодня тоже успели что-то поделать.

"Может быть, тебе стоит уехать. Приходи через 20 лет..." Или можно 20 лет быть рядом и делать ставку на ежегодный прирост мозга, основанный на смене воздушных девушек и постоянстве меня.

Я еду на Симу. Валяться на влажных от росы мостках, трясти ковер из трав, лежащий на черной от торфа воде. Следить за ленивыми лягушками и верткими головастиками. Рисовать тушью, отдыхать от людей и решать простейшую задачу: чего я хочу?

Мне кажется, двух дней на это категорически недостаточно.