Полиамория предполагает, что ты погружаешься во много отношений также, как моногамы погружаются в одни. У меня же явно какие-то другие приоритеты в жизни.
Моя позиция больше похожа на попытку принимать наркотики, не чтобы получать удовольствие от волнующих искажений мира или сопутствующей эйфории, а чтобы сосредоточиться на сложной задаче сохранить себя под всем этим трезвым. Сопротивляться опьянению, не делать глупостей вопреки странным желаниям тела; контролировать происходящее с собой (и иногда с окружающими), анализировать, сравнивать, делать выводы. Подглядывать, как это работает с другими гуманоидами; уточнять, как это выглядит лично у меня.
Я смотрю, как люди строят любовные отношения, и мне скучно всерьез в это играть. Я не могу заставить себя вкладываться в такую нестабильную, трудоемкую, хрупкую и при этом предсказуемую хуйню.
Мне чертовски нравятся люди. Мне доставляет огромное удовольствие строить с ними близкие отношения — максимально близкие, насколько это вообще возможно. Но влюбленность, даже взаимная, не делает нас близкими, наоборот. Она ослепляет, делает жадными, завистливыми, глупыми и ревнивыми. Она отталкивает при первых же признаках несогласия. Она работает против любых попыток настоящего принятия, настоящей поддержки, настоящей открытости.
При выборе между концепциями «много любви» и «много близких людей» я очевидно сделала ставку на второе. В любовь и влюбленность очень круто падать, пока она не мешает всей остальной жизни. Но если с кем-то не складывается именно романтическая линия, ну и черт с ним — дружба с сексом лучше, чем трагически оборвавшийся роман с безумным накалом страстей, после которого обугленные края кратера еще пару лет срастаться отказываются.
____
Тут еще вопрос, что люди вкладывают в понятие «любовь». По-моему, то, что у меня — как раз любовь. А у всех остальных какая-то хуйня. Но поскольку я по этому поводу в абсолютном меньшинстве и белом пальто, тут как-то сложно об этом всерьез говорить.
