Мама, — пишу я, — не волнуйся, вокруг меня масса прекраснейших мужчин. Правда, один из них женат, второй гей, а третий младше меня на десять лет...
Проект удался бы одними только находками — брильянты чистой воды, не упустить бы в могучем течении. А ведь еще репутация, которая растет и наливается силой, и добро, сочащееся из каждого комментария, и возможность — пусть теоретическая и слабая — заработать и начать наконец жить по средствам... Жаль только, что все так медленно, медленно; мои мечты давно уже в осени, когда я с двумя написанными книгами, машиной и раскрученной площадкой, на которой постоянно происходит прекрасное... А реальность все еще застряла в феврале, когда я вижу дурацкие сны про Костика и ведать не ведаю, как поднять проект с колен.
Ласковые, мягкие руки — сильные, но без резкости, к которой я уже успела привыкнуть. Ничего похожего, и в то же время — столько общего. Особенно в работе, конечно. Илья. Вторая находка. Хорошо, что полиаморность всплыла сразу — это было бы неприятное открытие. С некоторых пор к фрилаву я отношусь с отвращением, виноваты в том даже не мои личные опыты, которыми я худо-бедно могу управлять, а то, на какую жизнь обрекают себя мои близкие, соглашаясь на подобное в роли жертвы. Никогда не умела прощать тех, кто причиняет боль моим любимым. То есть тех, кого мои любимые любят... Ненавижу этот мир за то, что эти две вещи — любить кого-то и испытывать боль от него — всегда совпадают. Невозможно ударить того, кто стоит от тебя далеко. Ударить можно только близкого. Бить регулярно — только того, кто по-настоящему любит, слишком сильно, чтобы спастись от боли, сделав всего лишь один шаг в сторону... И поэтому — какими бы ласковыми ни были руки, это выглядит лживо, увы.
Сашка (опять это имя!) Кактус. Легкий, теплый, распахнутый настежь, безудержно, невыносимо красивый — такими никогда не бывают натуралы. Во всяком случае, половозрелые.
Бежать по лужам, держась за руки; до упада, до колик, до усталости в сведенном уголке челюсти хохотать над искрящимся от солнца снегом. Потерять кошелек и не расстроиться; в такой день и с таким попутчиком не может случиться ничего плохого. Не удивиться, когда кошелек возвращают вместе с деньгами. Сегодня возможно все, только нельзя отпускать эти тонкие пальцы. Шарик, маленький, белый, мелькающий иногда коварно из приоткрытого смеющегося рта — соблазнение в чистом виде. Животное, веселое, безотчетное наслаждение своим телом, которое может касаться его — хотя бы случайно...
Ярик-Ярик. Мое искушение. Мы вдвоем честно весь вечер искали ответ на философский вопрос: а почему двум взрослым людям нельзя устроить себе хороший секс, если им обоим он нужен? Ярик не нашел ответа. Я не нашла ответа. В эту ночь я была как никогда близка к тому, чтобы наплевать на свои принципы. Ведь не может быть, чтобы принцип не основывался ни на чем, кроме слепой веры. Если его полезность не обосновывается логически, в чем его ценность? Если минусы его соблюдения очевидны, а плюсов просто нет — в чем идея? Я не нахожу ответов, но не является ли это попыткой самооправдания? "Дарить любовь это лучшее, что может сделать один человек для другого" — почему же обычно это выливается в паскудное блядство, самолюбивое, неудержимо похотливое алчное блядство? И как же страшно замарать этим его, сдвинуть его отношение к миру, к жизни, к девушкам... Вот эта причина, наверное. Единственная, которая меня удерживает.
Я ужасно хочу попробовать. Закрыть глаза и окунуться в то, чего не было... почти никогда? Секс без алчности, без достижений, без агрессии; без жажды доказать что-то себе и другим, без необходимости доминировать или быть смятым... Секс, который равен свету и любви; действия, исходящие не от жажды утолить свои потребности, а от желания подарить человеку что-то. Часть себя? С любым из них это было бы возможно. Именно так, как никогда не было; именно так, как мне сейчас необходимо. Я балансирую на грани и испытываю острое наслаждение от этого. Привет, весна.
Комментариев нет:
Отправить комментарий