Правильная дружба или 50 видов любви

У эскимосов снег — важное понятие, и потому в их языке существует масса отдельных слов для обозначения его разных состояний. Для быстро летящего и медленно опускающегося, для упавшего недавно и уже слежавшегося, для подтаявшего и застывшего вновь... Что в нашем мире заслуживает такого же внимания, что имеет такую важность, что достойно десятков слов, определяющих любые оттенки происходящего?

Конечно, любовь. И только для нее в нашем довольно богатом языке так мало терминов. Разве что "страсть" и "братская любовь", но этого же не хватает! Поэтому люди упорно отказываются принять мир во всем его многообразии, кастрируют реальность, запихивая ее в имеющиеся куцие рамки, а потом жалуются, что мир устроен плохо и не гибко.

Раз за разом люди принимают страсть за любовь, могущую привести к семье; дружеское восхищение — за романтическую влюбленность, а робкие ростки настоящей любви — за обычную интрижку. Пошлость и плоскость заставляет склеивать все подвиды до простейшего "она хорошо пахнет, и ноги красивые, наверное, я хочу ее, ой, то есть кажется я люблю ее".

Лежать, переплетясь с тонким изящным Ди, целовать друг друга в висок, едва касаясь губами прохладной тонкой кожи. "Надеюсь, я никогда не перерасту тебя. Мне так нравится тянуться за тобой".

Проснуться, осторожно двинуть плечом — и тут же ощутить, как приподнимается рука, еще минуту назад давившая сверху. Ярик будто никогда не спит и каждую минуту готов защитить или помочь. "С тобой хорошо".

"Аррр!" — в шутливой ярости бросается на меня Волки, но в последний момент сгребает в обнимку. "Как же здорово, что ты есть!"

Пилот пьян и счастлив, мы смеемся, я пытаюсь прокусить его руку в районе плеча; почти невменяемые от хохота, мы выкатываемся на улицу, а там ночь и сумасшедшие звезды. Мы валимся на поленницу, как на длинный шезлонг, моя голова лежит на его коленях и мы считаем спутники. "Как же снова захотелось жить, Рыж".

Вест полуслучайно пробегает гибкими пальцами по моему плечу, осторожно касается шеи, жмурится от удовольствия, искрит глазами, проскальзывая мимо. "Ты будишь какие-то части меня, которые с остальными спят".

Антон приветственно касается моего кулака, потом улыбается и распахивает объятья. "Такого офигенного начальника у меня никогда еще не было".

Тонкий Иосиф осторожно отставляет недопитую кружку с традиционным крепким чаем и бросается мне навстречу всем телом, замыкая над моей талией охраняющий круг крепких ладоней.

Кактус заливисто смеется и послушно "делает китика" (зевает, издавая китячий звук). В приоткрытом рту дразняще мелькает проколотый язык, я не выдерживаю, хватаю его в охапку и мы валимся на траву, хохоча, как безумцы.

С каждым из них свои ритуалы; ночные посиделки с вином для Ди, баня и мастерская с Пилотом, массажные вечера с Яриком... С кем-то из них был секс, с кем-то нет. Но объединяет их всех одно: чувство доверия, восхищения, и счастья быть рядом. Это тоже любовь. Но совсем не та, уникальная. Каждый из них имеет свое место в моей жизни и может не бояться потерять его.

Осталось найти того, кто сможет встать во главу угла. Я постараюсь не спешить.