Вино шумит и мешается в голове в возвышенным "Кэнсином", вызывая острое чувство тоски. Я смотрю на людей, мелькающих на узких, таких далеких дорожках внизу и чувствую себя ужасно... мелкой. Кэнсин учит делать широкие мазки, работать легко и умирать с честью; кажется, после этого фильма невозможно лгать несколько недель, не меньше. Во всяком случае, я не могу.
Я легко касаюсь щеки Тимура на прощание — мы оба длим это мгновение чуть-чуть дольше приличного, и оба знаем это. И я порой думаю: сколько бы ты мог дать мне, наверное, если бы только, если бы...
Если бы я не была выродком. Если бы я не знала гадких тайн человеческой психологии и не разглядывала их с таким циничным отвращением. Если бы я не была так небрезглива и так любопытна к странному. Если бы я не вырезала по собственному телу и не тушила в чужой коже окурки. Я смотрю на это смелое, открытое лицо и думаю — о скольких вещах я никогда, никогда, никогда не смогу с тобой поговорить, о какой части моей жизни никогда не смогу рассказать — о трети? О половине? Сколько мне придется скрывать из того, что будет происходить параллельно с нашим "романом"? Если бы ты не был таким хорошим, я могла бы врать... Но я не смогу. Не захочу. А если расскажу? Все будет, как с Костиком. Убить влюбленность так легко, пока она еще не осознала себя.
Как тебе удается не думать об этом? Брать девочек совершенно другого покроя и не бояться испачкать их, подтолкнуть к своему пути? Как ты умудряешься не замечать этой ответственности? Или ты... так хорошо лжешь? И умеешь лгать даже самым близким — также хорошо, как ты лжешь себе? Дьявол. Тимуру почти тридцать, а я не могу позволить себе запятнать его душу. Мне надо меньше думать за других, кажется...
Комментариев нет:
Отправить комментарий