Нытье

Стряхивая пепел Chapman'а в красивую металлическую пепельницу вспомнила, что она принадлежит Эсте. Наверное, Эста заберет ее, когда будет съезжать. Почему я подумала об этом, ведь ничто не предвещает? Потому что я всегда думаю на несколько шагов вперед, и это отличает меня от других людей. Мы съехались незнакомками и хотели так и жить — рядом, не вместе. Но, конечно, за пару лет начали входить в жизнь друг друга глубже, чем собирались. Наконец в Новый произошел какой-то перелом, я сама не успела понять, что такое накопилось и вдруг прорвалось. Эста стала расположена к тому, что игнорировала все эти годы — к созидательной любви. Конечно, это не осталось незамеченным. Еще тогда, в январе, я подумала: теперь ее одиночество ненадолго. И я рада, что подвернулся не черти кто. Но теперь главный вопрос — соберут ли они отдельную семью или все-таки развалятся. Если соберут, я их больше не увижу. Если распадутся... Мне все равно будет сложно общаться с ними по отдельности, не причиняя им боль. Эста любит слишком глубоко и сильно.

Подумалось, что я строю из своих дружеских кругов некое подобие тесной семьи. Подобие — потому что главным свойством оказывается заменяемость. Звучит грустно, но мне скорее печально от того, что эта грусть остается. Большая часть моих друзей приходят ко мне, живут со мной, разбирают свои проблемы в период неустроенности. Потом они находят себя и исчезают. Грустно, что мне от этого грустно — потому что это хороший сценарий, говорящий о том, что мое влияние на мир правильно и благотворно. Всегда будут новые изгои, новые одиночки, новые зашедшие в тупик люди — и вот они будут моей семьей.

С какого-то возраста я точно буду ощущать себя древней старухой — циничной, уставшей, видевший абсолютно все и потому абсолютно ко всему привычной. Умеющей давать жизнь, пресекать жизнь; способной в двух взглядах и трех словах прочитать будущее. Не думала, что этот возраст начнется с тридцати.

Черт, ну почему так трудно просто любить, а?