Некоторые закрыты на ключ, даже на несколько замков, едва ли не заколочены досками. Открыть их непросто. Некоторые наоборот — распахнуты настежь, гостеприимно ли, равнодушно ли... Через некоторые пороги хочется перепорхнуть легко, внести букеты цветов и свежесть; нагло распахнуть окна, впустить заоконный туман, смеяться громко, звонко, так, чтобы смех нахально отскакивал от этих заплесневелых стен и очищал их, делал светлее тона и ярче краски. Бывают руины, куда прибегаешь с веселым присвистом: сколько же тут работы! — с желанием закатать рукава, разлить всюду мыльную воду и разложить инструменты, чтобы починить этот дом, сделать его выше и богаче.
В какие-то дома хочется входить благоговейно, ступать как можно тише, разглядывать каждый открывающийся взору уголок, как сокровищницу, как совершенство. Вносить в такой храм что-нибудь кажется кощунством; зато уходишь из них неизменно обогащенным, даже если не взял ни пылинки. Бывают дома-пустышки, где за лакированным косяком крошечная комната с банальной обстановкой, все предсказуемо и известно; бывают дома-Нарнии, сколько ни ходи по ним, не узнаешь полностью — за каждым поворотом отрываются все новые и новые тайны. Бывают дома-склады, где тысячи вещей и никакого характера — единственная реально проявляющаяся черта, это жадность, делание захватить и сохранить как можно больше всего. А бывают спартанские жилища, где у каждого предмета есть свое лицо, характер и место — такие рассказывают о своих владельцах четким и ясным языком, и слушать их одно удовольствие...
Так получилось, что я сделала шаг за твой порог, и три года ходила, как зачарованная, находя все больше близких и дорогих мне вещиц. Я полюбила ту скрытую жизнь, которая незаметно идет в нем; научилась понимать ее смысл и логику. И даже уходя, какую-то часть себя всегда оставляла там, за этой дверью — поэтому и не могла никогда уйти полностью. Друзья, глядя на эту дверь снаружи и разглядывая обстановку в случайно приоткрывшуюся на пару минут щель, посмеивались надо мной. Я не обижалась, хотя иногда и срывалась, начинала взахлеб рассказывать о тебе, о-тебе-изнутри. И каждый раз, оказываясь снаружи, я находила способ попасть внутрь — все-таки, ты же сделал для меня копию ключа, пусть она и не подходила идеально, и частенько заедала; да и я уже освоилась, и научилась попадать к тебе и через крышу, и через балкон, и через окно, как угодно, любой ценой, срывая ногти на шершавых стенах.
Я никогда не боялась одиночества. Мне просто казалось, что остаться в твоем доме — это более взрослое решение, чем плюнуть и уйти. Что законченное всегда ценнее, чем брошенное.
А потом как-то так вышло, в совершенно обычный день — я оглянулась и увидела те же самые дорогие мне вещи, но в каком-то ином освещении. И все, что мне когда-то казалось придуманным моей измученной фантазией — пятно на столе, грязь под полками, нищета и небрежение в каждой детали — вдруг стало непреложным и очевидным. Я изумилась и сделала шаг назад. И прикрыла дверь — а она вдруг как-то щелкнула и замкнулась. Я оглянулась — впервые за три года не потеряно, не испуганно, а с каким-то новым нарастающим чувством. И вдруг поняла, что вопреки хитрому календарю тут, снаружи — весна. И вспомнила, что в последние разы, даже выходя из плена этого дома, я словно набирала с собой запас застоявшегося, привычного воздуха, и оттого, видимо, не могла взглянуть ни на что свежим взглядом. Меня завертело каким-то веселым вихрем, искренним и чистым — и вот еще месяца не прошло, а я пытаюсь вспомнить, зачем я столько времени держала себя взаперти, перебирая твои пыльные сокровища, и не могу. Это оказалось так просто — надо лишь закрыть дверь, и относиться к ней отныне, как к десяткам и сотням других дверей. И начать находить новые дома, дома, в которых меня полюбят и в которые меня пригласят дорогим гостем; те, куда мне не нужно будет проникать тайком, ощущая свою ненужность.
Ну что ж, с Новым годом!
Комментариев нет:
Отправить комментарий